Россия – Грузия после империи

Особенно интересно, как представлен в романе самый главный вопрос национального нарратива, волнующий весь грузинский народ, – вопрос суверенности Грузинского государства вместо его существования в рамках Российского государства. Именно в отношении к этому вопросу в текст вступает советско-имперский дискурс. Этот вопрос несколько раз упоминается в романе, и ему отведен отдельный, особый диалог между графом Сегеди и Сандро Каридзе[82].

Диалог похож на советско-пропагандистский, заранее обдуманный и довольно наивный текст: большевики и сам Ленин представлены как единственная дееспособная сила, искренне желающая блага народам империи; «сепаратизм» – как настроение «обанкротившихся» слоев этих народов, а надежды здоровой части населения/масс связаны с будущим Российским государством во главе с большевиками. Важно отметить, что такая позиция оглашается Сандро Каридзе, именно тем персонажем, который в романе до этого огласил патриотические идеи. Автором показано, что Каридзе дозрел до этой позиции; и повествование развивается так, чтобы эти слова прозвучали, – граф Сегеди ищет встречи и возможность беседы с Каридзе; диалог важен в композиции текста, им заканчивается третья глава; соответственно, это именно такой пассаж, который должен быть услышан – не столько грузинским народом, а именно советской властью.

Отмечено, что взамен за имперскую позицию и отказ от суверенности максимально должны быть «удовлетворены национальные и культурно-экономические потребности народов Российской империи» (Там же, 522). Выходит, что автор предлагает обеим сторонам – центру и периферии – соглашение: обеспечение потребностей грузинского народа в обмен на суверенность. Этим Чабуа Амирэджиби точно следует именно дискурсу метрополии и отказывается от главной идеи культуры национального нарратива – независимости; эта идея особенно бескомпромиссна в поэтических текстах и представлена как цель, ради которой еще прольется кровь (М. Лебанидзе), за которую следует умереть, либо победить (Дж. Чарквиани).

Пассаж явно поддерживает советский дискурс, так как согласен с советской интерпретацией в том, что существование Грузии в рамках СССР представлено как добровольный выбор грузинского народа, как плавный переход от Российской империи в СССР, а не как результат русско-большевистской аннексии независимой Грузинской Демократической Республики в 1921 г. – исторический факт, который был строго табуирован в Грузии в советское время.

Нужно отметить еще один момент: хотя пассаж создан с целью согласия с советским дискурсом, из него следует и то, что автор и его народ видят СССР именно как Русское государство, в котором остальные народы живут при доминантности русских, и это государство – преемник и продолжатель Российской империи; выходит, что это – Советская империя. Такая формулировка часто звучит в постсоветское время, но это не соответствовало советскому официальному определению СССР как союза свободных республик. Можно сказать, что национальный дискурс все же просочился в пассаже, который был нацелен на советский дискурс, и получилась гибридность от обратного.

Самое явное соответствие советскому дискурсу выявляется тогда, когда в тексте появляется тема революции и большевизма. Становится ясно, что большевизм всегда упоминается позитивно.

Из советского центра революционная тематика внедрялась и в грузинскую литературу. Например, в грузинской поэзии 1920-х гг. к нему прибегают и поэты-модернисты для того, чтобы продемонстрировать свою лояльность по отношению к советской власти. С 1930-х гг. место революционной тематики занимает сталинский миф о Советской стране как уже сотворенной обители счастья, справедливости, гармонии. А с 1940-х тематика Великой Отечественной войны становится главной.

Присутствие таких «приемлемых» тем поддерживается и с наступлением периода «оттепели». Продолжают использоваться все институциональные рычаги, созданные при сталинской культурной политике, но дихотомная культурная ситуация позволяет Союзу грузинских писателей, литературным издательствам «Мерани», «Советская Грузия», журналам «Цискари», «Мнатоби» публиковать тексты официальной культуры и в то же время поддерживать культуру национального нарратива, издавая произведения национально настроенных авторов. Таких писателей, к числу которых принадлежали и Чабуа Амирэджиби, Отар Чиладзе, Реваз Инанишвили, Отар Чхеидзе, Гурам Дочанашвили, не принуждают к работе в рамках соцреалистической тематики. Но в романе «Дата Туташхия» революционная тема и позитивные отзывы о большевиках не только довольно тонко и целенаправленно подаются, а к тому же дают повод для «советской» интерпретации.