Россия – Грузия после империи

Закавказье – цель восточных путешествий европейцев, масштабное начало которым положила эпоха романтизма. Роль русских писателей в распространении идеи завоевания Кавказа Российской империей стала предметом живого интереса современных, особенно западных исследователей, таких как С. Лейтон («Russian Literature and Empire. Conquest of the Caucasus from Pushkin to Tolstoy»: Layton, 1994) или Е. М. Томпсон («Imperial Knowledge. Russian Literature and Colonialism»: Thompson, 2000). Неоднозначное восприятие Грузии (одновременно как «своего» и «чужого») вытекает из ее особого положения. С одной стороны, с 1801 г. Грузия – это интегральная часть Российского государства. Ее присоединение к России было изначально основано на манифесте, согласованном обеими сторонами. С другой стороны, Грузия – это древнее христианское государство с богатейшей культурой и уникальными традициями.

Положение Грузии, как в составе СССР, так и после его распада, было особенным. Надо учесть, что Советский Союз не был продолжением Российской империи и не был даже империей в традиционном понимании слова. Тем не менее именно в имперских категориях (центр – периферия, свое – чужое, завоеватель – завоеванный) можно рассматривать Грузию в составе союзного государства и в литературе советского и постсоветского периода. Например, для Андрея Битова, «Империю в четырех измерениях» которого Е. Чхаидзе называет «первым признанием русского имперского человека в советские и постсоветские времена» (Чхаидзе, 2014, 234), понятие империи существенно: «Я и называю себя иногда имперологом. Учреждаю несуществующую науку имперологию» (Битов, 2011). Но тот же Битов признает, что «Империя и СССР – не совсем синонимы. Или совсем не синонимы. Но нельзя забыть и об этом пространстве» (Там же). Битов, которому всегда был близок жанр путешествия («Путешествие к другу детства», 1968; «Семь путешествий», 1976; «Книга путешествий», 1986), отдельные главы своего «основного детища» (Чередниченко, 2012) посвящает Грузии до распада СССР («Грузинский альбом», 1985) и после («Оглашенные», 1995; «Последний из Оглашенных», 2012). В Советском Союзе Грузия была частью общего массового сознания по политическим и культурным причинам. Начавшийся в начале 1990-х процесс отъединения грузинского народа от российского политического, культурного (также языкового) влияния и медленная переориентация в сторону Запада явили широкий круг новых вопросов, в том числе связанных с переосмыслением имперского (советского) наследия в «грузинском осколке».

Общесоветское коллективное самосознание основывалось на нескольких символах (Октябрьская революция, Великая Отечественная война, Сталин, шестидесятники, Гагарин и т. д.). Некоторые из идентификаторов принадлежали в особенности грузинскому советскому самосознанию (Сталин, В. Кикабидзе и т. д.). В свою очередь, параллельно общесоветским существовали элементы, создающие грузинскую национально-культурную самоидентификацию (царица Тамара, Руставели и т. д.). После распада СССР грузины нуждались в переосмыслении своего прошлого, в результате чего начался длительный процесс формирования новой картины грузинской идентичности в постсоветском мире.

Словосочетание «осколки империи» мы позаимствовали напрямую у самих писателей. А. Битов назвал СССР «расколовшейся империей, которая сама была кривым зеркалом», а ее «осколки – еще кривее…» (Битов, 2011). Петр Вайль одну из глав «Карты родины» назвал «Осколки империи: жизнеописание», хотя все эссе, посвященные Кавказу и Грузии, собраны у него под общим значительным названием: «Имперский периметр»[91].

Тексты, входящие в книгу «Карта родины», создавались на протяжении многих лет; часть из них была опубликована в СССР. Вайль, в отличие от Битова – «путешественника по империи» (Чередниченко, 2012), был «гражданином мира». Как сможем в дальнейшем убедиться, его взгляд на мир, в том числе на Кавказ и на Грузию, – это и есть взгляд «русского человека»-космополита.