Сибилла

И вот она появилась: уверенная поступь, знакомый стук. Отец и дочь обнялись; он прижал к сердцу дитя, которое бок о бок прошло с ним столько испытаний и утолило столько печалей, которое, словно ангел, посещало его темницу и преданностью своей пленяло самого пленника.

Их встречи, хоть и постоянные, происходили теперь сравнительно редко. Объединял их воскресный день, а порой и небольшая часть вечера накануне; в остальном же счастливый очаг и гостеприимный дом были теперь не для Джерарда. А принесет ли их будущее? И что оно сулит его дочери? Мысленно он колебался между монастырем (Сибилла теперь редко заговаривала на этот счет, да и сама идея никогда не воодушевляла его) и теми мечтами о восстановлении прав на великое богатство, которые, как убеждал Джерарда его оптимистичный нрав (невзирая на то, что надежда так давно ушла в прошлое, а ожидания так часто не оправдывали себя), могли бы еще претвориться в жизнь. Порой между этих противоположных образов возникал третий, более практичный, хотя и не столь оригинальный, выход: мысль о замужестве Сибиллы. Но за кого ее выдать? Невозможно было представить, что такая исключительно одаренная и благовоспитанная девушка когда-нибудь станет женой простолюдина. Хаттон предлагал богатство, но Сибилла, похоже, и не догадывалась о его надеждах, а Джерард ощущал, что несоответствие возрастов станет огромным препятствием. Похоже, из всех мужчин его собственного сословия только один по своим летам и выдающимся способностям, по общности взглядов, роду занятий и материальному положению казался пригодным на роль мужа его дочери — и Джерард часто думал о возможности связать себя семейными узами с Морли. Сибилла, по сути, росла у Стивена на глазах; между ними всегда было чувство привязанности, и Джерард доподлинно знал, что в прошлом Сибилла ценила великие таланты и достижения их друга и восхищалась ими. В какой-то момент он чуть было не заподозрил, что Морли влюблен в нее. Однако по каким-то причинам, проникнуть в суть которых Джерард никогда не пытался, Сибилла и Морли в последние два-три года виделись редко, и дружба их постепенно сошла на нет. Джерарду казалось, что Морли неизменно проявлял себя как преданный друг: именно Стивен был первым, кто настойчиво стал уговаривать его отказаться от курса, который в итоге привел к полному краху и наказанию; когда Джерарда арестовали, этот бывший подельник внес за него залог, был его сподвижником и советчиком во время суда, пытался облегчить бремя его заточения, после освобождения предложил разделить с ним хлеб, а когда Джерард отказался, по крайней мере, предоставил ему кров. И тем не менее, невзирая на всё это, им так или иначе недоставало простоты сердца и мыслей, характерной для былых времен, а также глубокого взаимопонимания во всём, что касалось семейных дел. Морли со своей стороны оставался всё так же благожелателен, однако в его поведении ощущалась какая-то недосказанность.

— Ты чем-то встревожен, отец, — сказала Сибилла, видя, что Джерард продолжает ходить по комнате.

— Всего лишь немного обеспокоен. Думаю, какой ошибкой было выступить в тридцать девятом.

Сибилла вздохнула.

— Как же ты была права, Сибилла! — продолжал Джерард. — Народ тогда еще не созрел. Надо было подождать три года.

— Три года! — воскликнула Сибилла, вскочив на ноги. — Разве он стал более зрелым?

— Весь Ланкашир бунтует, — ответил Джерард. — Нет такой силы, которая сможет удержать людей. Если поднимутся шахтеры и горняки (а у меня есть основания верить, что это более чем возможно), не пройдет и нескольких дней, как они выступят, — и игра начнется.

— Ты пугаешь меня, — сказала Сибилла.

— Вовсе нет, — улыбнулся Джерард, — новости довольно хорошие; хотя, если по правде, не скажу, чтобы очень; я их узнал от одного из старых делегатов, который приехал сюда, на север, чтобы разобраться, что можно сделать в наших краях.

— Так? — испытующе сказала Сибилла, как бы побуждая отца к продолжению разговора.

— Он явился на фабрику, мы немного потолковали. Там сейчас нет предводителей, по крайней мере, явных. Народ всё сделает сам. Все дети Труда восстанут в один день и не будут работать до тех пор, пока не обретут своих прав. Никакого насилия, никакого кровопролития — но работа будет прекращена, и тогда те, кто нас притесняет, усвоят великую экономическую истину, а заодно и моральный урок: когда играет Труд, Богатство исчезает.

— Когда исчезает Труд, страдает Народ, — сказала Сибилла. — Это единственная истина, которую мы усвоили, и она горька.

— Но разве возможно стать свободными, не пострадав? — возразил Джерард. — Неужели величайшее благо человечества можно обрести как нечто должное? Сорвать, точно плод, или набрать, как проточную воду? Нет и еще раз нет, мы должны пострадать! Однако теперь мы стали мудрей, чем раньше, и не будем устраивать заговоров. Заговоры — удел аристократов, а не простого народа.