— Хотел бы я послушать того большого человека из Лондона, — сказал Джаггинс. — У нас тут намедни Чартист был, только вот ничего он не смыслит в нашем положении.
— Слышал я его, — отозвался мастер Никсон. — На что нам эти «пять пунктов»? В них нет ни слова про казенную еду.
— И про увеличенные нормы, — заметил Уэгхорн.
— И про пайщиков, — добавил Джаггинс.
— Малый нашел, куда ехать и с кем говорить, — вставил горняк. — Сам-то он в шахту ни в жизнь не спускался.
Весь вечер в баре трактира «Восходящее солнце» прошел за обсуждением сложившейся ситуации и выработкой наиболее подходящей линии поведения на будущее. Уровень жалованья в этом районе, уже несколько лет неумолимо стремившийся вниз, только что претерпел еще один сокрушительный удар и оказался под угрозой дальнейшего спада, так как рыночная цена на железо становилась ниже день ото дня, а спрос на него стал так невелик, что лишь немногие крупные капиталисты, которые могли позволить себе накапливать то, что производили, были способны поддерживать пламя в своих горнах. Мелким предпринимателям, продолжавшим свои попытки добиться того же, это удавалось лишь отчасти: за счет уменьшения числа трудовых дней, увеличения урочных норм и количества работ, снижения уровня оклада или же полного перехода на оплату изделиями (число таковых было огромно, и хозяева избавлялись от них с большой для себя выгодой). Если прибавить к этим причинам страданий и недовольств среди рабочих ожидание новых, еще более жутких бедствий, а также деспотизм пайщиков или маклаков, нетрудно догадаться, что общественный разум в этом районе был идеально подготовлен к волнующим речам политического агитатора, особенно если бы тот оказался достаточно дальновиден, чтобы в первую очередь рассуждать о физических мучениях и личных тяготах, а не пытаться пропагандировать абстрактные политические принципы, которые местные жители не стали бы поддерживать с тем же азартом и легкостью, что обитатели промышленных городов, члены литературных и научных организаций, постоянные читатели политических журналов, а также все те, кто привык к непрестанным дискуссиям на общественные темы. Впрочем, обычно случается так: там, где людей побуждает к восстанию какой-нибудь чисто физический импульс, который, между тем, часто бывает обусловлен медленным ростом и развитием, результаты оказываются более плачевными, а порой и более непредвиденными, нежели в тех случаях, когда людьми движет одновременное давление моральной и физической нужды, когда права и потребности Человека сливаются воедино.
Как бы то ни было, на следующее утро после разговора в трактире «Восходящее солнце», о котором мы только что упомянули, люди привычно отправились на работу, спустились в шахты и рудники; все горны пылали, трубы дымили как одна; и вдруг неожиданно пронесся слух, быстро просочившийся даже в недра земли, слух о том, что наконец-то пришел тот самый час, а вместе с ним и тот самый человек: час, который должен был даровать им утешение, и человек, который должен был воздать им по заслугам.
— Моя женушка сказала мне это на входе в рудник, когда принесла завтрак, — сообщил своему товарищу забойщик и от души рубанул по широкому пласту, над которым работал.
— Тут и десяти миль нет, — отозвался его товарищ. — Уже к полудню они будут здесь.
— Им по пути есть чем заняться, — заметил первый забойщик. — Всех, кто останется работать после предупреждения, в бараний рог согнут. Говорят, к их приходу все машины должны встать.
— Может, полиция встретит их раньше, чем они доберутся сюда?
— А нет ее: женушка моя сказала, что нигде ни одного фараона не видно. Эти «чертовы коты»{615}
(так они себя называют) останавливаются в каждом городке и обещают полсотни фунтов за голову полицейского.— Знаешь что, — заявил второй забойщик. — Брошу-ка я участок и пойду до шурфа. Сердце заходится: не могу я больше работать! Будет еще у нас честная ежедневная плата за честный ежедневный труд.
— Ну так пошли вместе; если старшой нас остановит, мы из него душу вышибем. У народа должны быть свои права! Нас до этого довели! А то ведь что же выходит: шиллинг уже сбросили, а где один, там и два, верно я говорю?
— Вот-вот! У народа должны быть свои права, а восьми часов работы вполне достаточно.
Уже на поверхности эти два шахтера вскоре узнали подробности тех новостей, слух о которых ранее утром принесла жена одного из них. Не было ни малейшего сомнения в том, что те самые водгейтцы, которых в народе прозвали «чертовыми котами», под предводительством своего Епископа огромным потоком наводнили соседний район, остановили все станки, выгнали из мастерских всех гончаров, не встретив никакого сопротивления со стороны властей, и отдали приказ: прекратить любую работу до тех пор, пока Хартия не станет законом в этих краях.