— Увы, увы! Я не предвижу ничего, кроме бед, — произнесла Сибилла. — Поверить не могу, что после всего произошедшего местный народ восстанет; не могу поверить, что ты, отец, после всего, что мы пережили, будешь призывать его к этому.
— Я никого и ни к чему не призываю, — сказал Джерард. — Должно быть, всему причиной великий национальный инстинкт; но если вся Англия, если Уэльс, если Шотландия не станут работать, должен ли Моубрей получить монополию?
— Ах! Это жестокая шутка, — сказала Сибилла. — Англию, Уэльс и Шотландию принудят работать, как принуждали и прежде. Как они смогут выжить, если не будут трудиться? А если и смогут, найдется организованная сила, которая подчинит их.
— У благотворительных обществ, больничных и погребальных клубов{613}
имеются сбережения, на которые можно содержать рабочих в таком вот режиме вспомоществования в течение шести недель. Что же касается войск, на каждый город в королевстве не наберется и пяти солдат. Этот страх перед военными не более чем пестрое пугало: всеобщая забастовка пересилит все армии Европы.— Пойду и помолюсь, чтобы всё это оказалось необдуманными словами, — сказала Сибилла с глубоким чувством. — После всего произошедшего тебе не следует не только упоминать, но даже и думать об этом, хотя бы ради меня. Каким опустошительным бедствием для наших сердец и семей стало это безумие! Оно разлучило нас, разрушило наш счастливый очаг! И если бы всё ограничилось только этим… — Не договорив, Сибилла заплакала.
— Ну же, дитя мое! — Джерард подошел к дочери и принялся ее утешать. — Невозможно правильно выбирать слова для людей, которые тебе дороги. Я и слышать не могу о тех, кто остается безучастным, — это же против природы! — но обещаю тебе, что не буду агитировать здешних парней. Мне говорили, что местные не очень-то расположены к борьбе. Признаю: ты застала меня в минуту, можно сказать, душевного подъема, но я ведь узнал, что в Стейлибридже поколотили полицию и красных мундиров, и это немного разгорячило мою кровь. Меня ведь и самого, Сибилла, как-то раз, когда я юнцом был, лягнула копытом лошадь конного ополченца. Позволь мне хотя бы ненадолго предаться чувствам.
Она потянулась губами к отцу и упала в его объятия. Он перекрестил ее, прижал к сердцу и множеством ласковых слов попытался развеять ее дурные предчувствия. В дверь постучали.
— Войдите, — сказал Джерард. И вошел мистер Хаттон.
Они не виделись с самого освобождения Джерарда из Йоркского замка. Хаттон навещал его там, использовал свой авторитет, чтобы облегчить условия его содержания, и не раз предлагал различные средства и способы обретения свободы. Иногда, в минуты отчаяния, Джерард почти желал, чтобы уважение и почтительность, с которыми Сибилла взирала на Хаттона, перешли в более глубокое чувство, — но даже и словом не обмолвился на этот счет. Да и Хаттон никому, кроме Джерарда, не доверил бы своих желаний, которые лишь с большой натяжкой можно было назвать надеждами. Он безмолвно восхищался Сибиллой, искал подходящей возможности и был готов вверить себя обстоятельствам, перед которыми смиренно преклонялся. Его оптимистичный настрой, питаемый изобретательным, пытливым умом и побуждаемый успехом и благополучием в делах, неизменно поддерживал его до конца. Хаттон всю свою жизнь верил, что любое желание непременно сбудется, если у человека есть воля и он следит за происходящим. Полагался он также и на воздействие своих крайне доверительных манер, на свой утонченный вкус, мягкий характер, постоянную готовность сочувствовать — на всё, что скрывало его дерзкую храбрость и полное безрассудство в выборе средств.
Последовали всеобщие, необычайно радушные, приветствия. Хаттон со слезами на глазах поздравил Джерарда с выздоровлением и нежно сжал руку Сибиллы в обеих своих, как и подобает старому другу.
— Я приехал в эти края по делам, — сказал Хаттон, — и подумал задержаться еще на день, чтобы повидать вас, — и затем, после нескольких общих фраз, сообщил: — Знаете, куда я непредумышленно нанес визит день или два тому назад? В Моубрейский замок. Да вы удивлены, я смотрю. Видел всех ваших друзей. Я не спрашивал его светлость о том, как продвигаются дела с документами на право владения поместьем. Он, позволю себе заметить, считает, что всё утихло. Но он заблуждается. Я кое-что узнал, и эти сведения, судя по всему, помогут нам преодолеть некоторые препятствия.
— Охо-хо! — вздохнул Джерард. — Когда-то я думал: если мне удастся вернуть свои законные права на эти земли, то местный народ, по крайней мере, обретет друга в моем лице; но это уже в прошлом. Я зачастую витал в облаках, когда наблюдал людей за работой. Пожалуй, как и все мы. Я бы охотно отказался от своих притязаний, будь я уверен, что парни из Ланкашира на этот раз не придут сюда поживиться.
— Всё намного серьёзней, — сказал Хаттон. — Серьезней, чем когда-либо. Правительство сильно встревожено. Поговаривают о переброске гвардии на север и об отзыве войск из Ирландии.