Со ст-нием перекликается след. фрагмент речи Кирсанова на Парижском фестивале поэзии, произнесенной 4 янв. 1936 г. (см. прим. 72): «Поэт – не раб, а создатель речи. Кропотливое выращивание в поэзии новых слов, новых видов синтаксиса приводит часто к тому, что и русский мой слушатель в недоумении останавливается перед каким-нибудь словесным гибридом, ну, скажем, „вишнеяблоком“… Но у нас гибридизация растений – любимое занятие колхозных крестьян, и наш читатель гораздо более склонен разобраться в незнакомом, нежели отшвырнуть как несъедобное. Изобретение нового в поэзии я связываю с возникновением в советском человеке элементов нового, социалистического сознания, нового отношения к труду, к природе, технике, культуре, человеку» (ЛГ. 1936, 20 янв.). Ст-ние, как и № 62, породило критическую разноголосицу при обсуждении вопроса о плодотворности употребления неологизмов, «Как и в „Золушке“, – писал В Никонов в рец. на Н, – интересна работа поэта над гибридизацией слов: „Дичок привит, и вот – гибрид! Моягода, мояблоня“ <…> „Я, в сущности, мичуринец!“ – говорит о себе Кирсанов. И действительно, ему удалось вырастить любландыш, люблютик (см. № 60. –
71. Буква М*
Кр. 1935. № 11 (апр.). – Н. ДпР – с ошибочной датой: 1934. Гранки СиП-36. Первая очередь московского метро вступила в эксплуатацию 15 мая 1935 г. Ранее проводились экскурсионные поездки, в одной из которых, устроенной 4 марта для делегатов пленума правления ССП, принял участие Кирсанов. «Вот, спускаясь в метро, – рассказал он корреспонденту, – мы вошли в будущую Москву. Такой она будет – светлой, глянцевитой и чистой <…>. По эскалатору я поднимался и опускался раз десять, чем навлек подозрительные взгляды контролеров. Но не хотелось расставаться с бегущей волнистой лестницей. Вот и всё. Остальное в стихах» (ЛГ. 1935, 6 марта). На пуск Московского метро Кирсанов откликнулся еще тремя ст-ниями, напечатанными в февр. – апр. 1935 г.: «Метро» («Я читал, что под гулким асфальтом Парижа…»), «М» («Литера „М“ высоко зажжена…») и «Подземный день» («Путь от Сокольников…»). Но если эти стихи, имеющие публицистическую направленность, не привлекли внимания критики, то данное ст-ние, откровенно юмористическое, тем не менее часто использовалось критикой для серьезных обвинений поэта в формализме. Так, В. П. Ставский, выступая 10 марта 1936 г. на общемосковском собрании писателей «О формализме и натурализме в литературе», говорил: «Не знаю, надо ли цитировать его стихотворение на букву „М“ в книге „Новое“. Наверно, вы его знаете.
Ставский. Я могу привести не одно подобное стихотворение, и они вам известны, тов. Адуев, и вы мне в этом должны помочь, чтобы разъяснить Кирсанову и усвоить всем нам, что бессмысленное жонглирование словами, формалистическое оригинальничанье Кирсанова никак не согласуется с представлением о советском поэте, который пишет для миллионов. Это – озорство, которое отнюдь не украшает советского поэта» (ЛГ. 1936, 15 марта). См. также отзывы В. Шкловского (там же), Вс. Азарова (Р. 1936. № 6), А. Марголиной (ЛС. 1939. № 9/ 10).
72. Аладин у сокровищницы*