Струящийся свет Божества

Произведение Мехтильды дает редкую возможность заглянуть в психологию женщины XIII в., ведущей аскетическую жизнь, понять ее душевные коллизии, ощутить мощь духа человека, осознающего свою греховность — слабость и непостоянство — и все же упорно идущего по однажды избранному им пути. Душевные муки намного сильнее пыток физических — многодневных постов, ночных бдений, бичеваний. Они исходят от сознания человеческого несовершенства: блаженные высоты, куда ведет Мехтильду божественная любовь, сменяются падением в земное бездонное болото. Но каждый раз она вновь готова подняться и возобновить свое странничество во имя Бога.

Кто же был рядом с Мехтильдой в Магдебурге? Известно, что магдебургские бегинки находились под духовным попечением доминиканцев, поэтому ее идейными руководителями и воспитателями стали члены доминиканского ордена. Особую роль в ее жизни сыграли духовники-доминиканцы. Как следует из ее произведения, именно к ним она обращалась в наиболее сложные и ответственные периоды своего пребывания в Магдебурге. Фигуры двух из них появляются на страницах ее книги. Выше уже говорилось о Вихмане Арнштайнском, который, возможно, был ее первым духовником. Видимо, еще в Магдебурге с Вихманом тесно общался другой доминиканец, Генрих Галленский; ему исследователи отводят особую роль в жизни Мехтильды. Данные о нем, сообщенные редактором латинского перевода, создают образ ученого монаха-доминиканца, духовника Мехтильды, оказавшего ей большую помощь в писании книги. Ученые подвергли тщательному анализу возможное участие Генриха Галленского в писательском труде Мехтильды и пришли к выводу, что оно было ограничено советами по религиозным и церковно-политическим вопросам. Эта помощь Генриха Галленского придала теологическим суждениям Мехтильды уверенность и самостоятельность; видимо, под его влиянием она обрела чувство собственного достоинства, питаемое убежденностью в том, что она есть медиум, выполняющий миссию, возложенную на нее Богом. Неизвестно, когда Генрих Галленский вошел в жизнь Мехтильды, нельзя с достаточным основанием утверждать, что он отдал «приказ писать», т.е. записывать видения. Важно другое: всегда, когда бегинка Мехтильда нуждалась в содействии и опоре, рядом с ней был духовник, понимавший все тяготы ее аскетической жизни и трудности, возникавшие в процессе создания произведения «Струящийся Свет Божества».

Можно сказать, что проблемы во взаимоотношениях Мехтильды с ее окружением возникали и развивались по мере становления ее как автора книги видений. Обратимся к этому аспекту ее деятельности в магдебургский период. Все известные сведения о нем содержатся в предисловии к книге «Струящийся Свет Божества», написанном на латинском и немецком языках еще при ее жизни к первому варианту ее произведения, содержавшего тогда пять книг (I-V)[456]. Это единственный источник, содержащий драгоценные данные о писательском труде Мехтильды: «В году 1250 после рождения Христова и в последующее за ним время, что составляет около пятнадцати лет, явилась книга сия на языке немецком, открытая Богом одной сестре. Се была дева святая духом и телом. Служила она Богу в чрезвычайной преданности, в смиренной простоте, более сорока лет обитая в бедности на чужбине под гнетом презрения и в небесном созерцании, как свидетельствует писание сие, и следовала она совершенным образом путеводительству ордена проповедников»[457].

Итак, после двадцати лет аскетической жизни Мехтильда берется за запись видений. Для того чтобы женщина в Средние века решилась публично обратиться к миру, нужны были чрезвычайные обстоятельства. Мехтильда описывает их следующим образом. Видения изливались на нее с такой силой, тайны, открытые ей Богом, переполняли ее сущность так, что она «в простоте своей от сего великие страдания испытывала». Мехтильда обратилась к Богу, смиренно умоляя Его передать откровение другим, мудрым и ученым (IV, 2). Подобного рода сомнения она высказывала неоднократно, однако у Создателя были свои помышления на ее счет. Он разъяснил ей, что мудрость Его стекает долу, в самое низкое и неприметное место, чтобы оттуда «уста немудрые» возвестили самую высокую истину и посрамили ученых гордецов. Однако Мехтильда долго не могла обрести решимость, она постоянно находилась под двойным прессом — между Богом, требовавшим от нее оповещения откровений, и «неразумными людьми», способными обвинить ее в тяжком грехе гордыни (III, 1). Двадцатилетнее молчание превратились для Мехтильды в подлинную пытку, она сравнивала ее с раскаленной решеткой, которой язычники пытали св. Лаврентия. Наконец произошел решающий разговор с Богом, в котором Он без обиняков спросил свою нерешительную Невесту, готова ли она следовать за Ним. В гневе Господь упрекнул ее в отсутствии доверия и пообещал, с одной стороны, послать ей долгую телесную немощь, а с другой — излечить ее «в теле и духе».