Струящийся свет Божества

Неукротимая бегинка не только достойно держалась в ученом диспуте, но и предъявила магдебургскому духовенству новые обвинения. В главе второй книги шестой Мехтильда по просьбе Дитриха Добинского запрашивает Бога о том, исполнять ли ему пост декана. Ответ Создателя был положительным, а объяснение таково: Дитриху следует остаться на данном посту, чтобы служить примером для магдебургских каноников. Их Господь называет «козлищами», ибо «плоть их смердит от блуда » (VI, 3). Создатель вменяет благочестивому Дитриху — к нему Мехтильда относится с большим уважением — превратить козлищ в агнцов через таинство исповеди.

Однако «магдебургские козлища» не спешили каяться, а продолжали чинить неприятности. Видимо, не без их деятельного участия обсуждалось еще одно отступление Мехтильды от канона. В книге первой она подробно описала путь к Богу через аскезу, исповедь, подготовку к встрече с Женихом в обществе святых, ее танец с Ним. Но любящей душе этого мало. Она жаждет единения с Богом столь же сильно, как и Небесный Жених с ней (I, 44). Самозабвенно объясняя родство Бога и человеческой души, Мехтильда подошла к опасной черте. Причастие «genaturt», употребляемое ею, означает «единение природы человека и природы Бога»[460]; выражение «genaturt in mich» можно истолковать как единую сущность человека и Бога. Однако подобное высказывание об общности божественной и человеческой сущности вступали в противоречие с церковной доктриной. «Считать, что душа берется из субстанции Бога есть ересь манихейская», — так выразил данную позицию церкви один из наиболее крупных теологических авторитетов XIII в. Альберт Великий. Мехтильде вновь пришлось оправдываться. Она ссылалась на положение о подобии Божием, что было в рамках церковного учения. Примечательно, как защищается Мехтильда. Ее ответ оппонентам начинается так: «Ты прав, и я также права» (VI, 31).

Мы подробно остановились на этих эпизодах из биографии Мехтильды, так как они принадлежат к немногим, проливающим свет на ее жизнь. Они необычайно интересны как пример ее поведения в экстремальных ситуациях, когда характер человека и его личностные качества проявляются наиболее рельефно. У нее есть своя четко очерченная линия поведения, вытекающая из общественного положения визионерки милостью Божией. Получив от своего духовника разрешение на оглашение видений, Мехтильда осознавала свою ответственность лишь перед одной высшей инстанцией — перед Богом. Непреложная обязанность доложить миру истины так, как они были увидены и услышаны ею в запредельных сферах, «перекрывала» все остальное: естественный страх за свою судьбу и судьбу своего писания, горечь от презрения и насмешек окружающих, усталость от необходимости годами отвечать на критику духовенства. В отличие от других она никогда не просила у Бога откровений, напротив, она просила передать их другим. Отчаяние и безвыходность звучат в ее словах: «Люди добрые, виновна ли я, что со мной такое случается и часто случалось?» (III, 1). Она могла бы повторить, следуя примеру своего Учителя: «Если возможно, да минует меня чаша сия». Но ей было суждено испить сию чашу до конца, и она не расплескала из нее ни капли, не изменила ни на йоту то, что видела «очами души» своей и «ушами вечного духа моего» (IV, 13).

Вся книга Мехтильды показывает, что наиболее тесные узы связывали ее с доминиканским орденом. Особое благоговение у нее вызывал основатель ордена св. Доминик, один из ее любимых святых. Однако при всей своей духовной связи с орденом проповедников Мехтильда не могла не видеть, как постепенно утрачивали силу высокие принципы, положенные в его основу. Она была вынуждена с горечью констатировать, что орден теряет свою первоначальную чистоту, простоту нравов и огонь божественной любви. С присущей ей бескомпромиссностью она открыто и прямо заявила об этом (V, 24), что, по-видимому, добавило ей недоброжелателей в рядах доминиканцев.

Отношения с бегинками также складывались непросто (V, 5; VI, 7). Надо думать, границу в этих отношениях устанавливала сама Мехтильда своей последовательностью и неуступчивостью в вопросах чистоты и праведности жизни. Исследователи не исключают, что некоторое время она была руководительницей («наставницей») магдебургских бегинок — думается, не самой популярной. Поставив жесточайшие требования к себе, она никогда не оставляла попыток «разбудить душу» другого, вырвать ее из духовного сна. Но усилия праведников по воспитанию обычных людей редко приносят им благодарность и признательность; напротив, неприязнь и недоброжелательность современников следуют за ними по пятам. Не была исключением из этого общего правила и Мехтильда.