Струящийся свет Божества

Отношения Мехтильды с магдебургским духовенством — особая глава ее биографии. Духовенство составляло преобладающую часть тех, кто мог читать и высказывать мнения о писании Мехтильды. По мере написания отдельных глав и частей ее произведение становилось все более известным. Видимо, церковники достаточно скептически восприняли вдохновенные излияния любящей души; бегинка Мехтильда вызывала раздражение и насмешки у ученых-теологов, обнаруживших к тому же в некоторых главах отступление от общепризнанного канона. В свою очередь, обличение неправедной жизни духовенства было мотивом, красной нитью проходившим через все произведение Мехтильды. Вообще этот лейтмотив вполне укладывался в общую традицию визионерской литературы; провидец, вдохновленный эсхатологическими видениями, был обязан бичевать грехи мира сего, особенно тех, кто пренебрегал своим долгом священнослужителя. Люди духовного звания всех рангов — постоянные обитатели мест вечных страданий, изображаемых ясновидцами всех времен. Эта традиция подпитывалась и общественными настроениями, связанными с реформой внутри церкви, призывом к апостольской чистоте и праведности. Обвинения Мехтильды, так сказать общего плана, видимо, принимались клиром как обычная риторическая фигура и не вызывали особой неприязни. Точно так же встречались ее требования непрестанного совершенствования. Другое дело, когда магдебургская бегинка начала говорить о конкретных делах и лицах. Такие обстоятельства «вычитываются» из глав, касающихся ситуаций вокруг писания самой Мехтильды. Вот теперь прямодушные ее заявления о магдебургских «фарисеях» (III, 1) или о закосневших в гордыне «ученых», являющихся в глазах Господа просто дураками (II, 26), или о «лжесвидетелях» божественной мудрости (V, 35) воспринимались отнюдь не абстрактно и не нейтрально.

Уже в книге второй явно ощущается нарастание вражды вокруг обнародованных глав. Мехтильде даже угрожают сжечь ее писания (II, 26). Положение стало настолько серьезным, что она обратилась к Богу, подлинному творцу книги. Всевышний подтвердил свое авторство и произнес знаменательные слова о том, что истину нельзя сжечь (II, 26). Однако то были откровения мира горнего, а в реальной действительности Мехтильду ожидали все более ожесточенные нападки, и она должна была с ними считаться. Наконец, час ее злопыхателей и гонителей наступил и, как можно понять из текста, разразился скандал. Поводом для него послужила та глава книги второй, где речь идет о мессе, которую служит для Мехтильды Иоанн Креститель (II, 4). Содержание главы таково. Из-за телесного недомогания Мехтильда не смогла пойти к мессе, со своей печалью она обратилась к Богу и по воле Всевышнего в мгновение ока очутилась в некой прекрасной церкви на службе, где присутствовали Дева Мария, св. Екатерина, св. Цецилия, епископы, мученики, ангелы и большое число чистых дев. Мехтильда обнаружила на себе пурпурный плащ, ее голову украсили корона и венок, а лик был «подобен ангельскому». Мессу служил Иоанн Креститель, он дал Мехтильде облатку, превратившуюся в агнца, висевшего на кровавом кресте.

Вокруг фигуры Иоанна Крестителя завязалась полемика. Как следует из текста (VI, 36), Мехтильду упрекали в отступлении от догмы: Иоанн Креститель не мог служить мессу и совершать таинство евхаристии, ибо оно было введено позднее. Любой отход от догмы воспринимался в Средневековье как серьезное нарушение уставленного миропорядка, и Мехтильда должна была объясниться. Интересно следующее. Книга вторая с описанием мессы Иоанна Крестителя была создана около 1257 г., а эхо от скандала вокруг «дерзостного» переистолкования слышится спустя многие годы в главах книги шестой. В ней Мехтильда вновь обращается к аргументам своих противников, она нашла для них собирательное обозначение «мой фарисей» (VI, 36). Ее не останавливают ссылки критиков на догмат, она выстраивает собственную аргументацию. Во-первых, она указывает на духовный характер видений, недоступный для анализа обычным человеческим чувствам (VI, 36). Видение происходит не телесным, но духовным способом и так же духовно следует его воспринимать, т.е. истолковывать. Во-вторых, она раскрывает природу своих ассоциаций, доказывая, что их источником было только Писание. Здесь Мехтильда сама переходит в наступление. Что главное для хулителей, обрушившихся на видение о мессе? — сурово вопрошает Мехтильда. Только то, что Иоанн Креститель не был священнослужителем. В действительности же главным в мессе является встреча с Господом. «Самое святое в святой мессе есть Тело Божие», — поясняет Мехтильда. Иоанн Креститель касался Сына Божьего, слышал слова Его Отца Небесного и видел Святого Духа. Он проповедовал христианскую веру, и он же указал на Иисуса как на Агнца Божьего. Ее вывод: то, как Иоанн Креститель проповедовал Слово Божие, недоступно ни одному священнослужителю — ни папе, ни епископу, ни священнику.