Струящийся свет Божества

О духовное имя, как благородно вознеслось ты над всяким земным именем[266]. Потому и хотел преданно носить тебя всю свою жизнь Иисус Христос, ибо всякое высокое имя, такое как король, кайзер, граф и все (другие) имена, каковые по обычаю благородными зовутся, станут тленом. Одно лишь духовное имя возвысится, если его здесь, на земле, с благородством носят. Да, оно возродится — чудно, несравненно в святости — через брата Иисуса, и сестру Марию, каковые были наипервейшими (из тех), кто когда-либо носил духовное имя в столь великом внешнем презрении и в столь подлинной внутренней святости. Сие весьма направленно против тех, каковые здесь будучи духовными лицами, внешне себя украшают столь святым поведением и столь великой покорностью; и перед людьми навешивают на себя столь прекрасные слова, что можно было бы подлинно уверовать (в то), что в них струился поток Святого Духа, какой все приводит в движенье. Но нет, к сожаленью, сие есть великое хитроумное искушение, допускаемое человеком по своеволию. Ибо он жаждет без усилия, не ощущая в сердце своем полного рождения Святого Духа[267], получить человеческое признание. Такое открывается тогда, когда он в кругу своих ближних сопутников ведет себя, как свирепый медведь или ревущий лев, а должен был бы быть агнцем кротости и горлинкой по добродетелям своим. Потому их жизнь есть пред миром обман, а пред Богом и ближними Его — полная губительная ложь.

О горе тебе, чрезмерная нечестивая алчность, как гневается на тебя сердце мое! Ибо ты похищаешь у моих любезных сестер внутреннюю сладостность Бога[268] и внешнюю любезность, каковые должны готовить и вести их к святому ложу Святой Троицы. Ты (же) делаешь их столь жесткими внутри и столь негодующими внешне, что перед ними не осмелишься высказать духовное речение, ибо они тотчас же извратят его.

Нет, любезная сестра, прежде ты должна открыть свои чувствования, тогда ты обретешь доброе сердце и открытую душу, в какую вольется милость (Божия). Ежели ты, не размышляя, без нужды и всякой надобности расширяешь свои естественные потребности, то, воистину, для тебя останутся вечно недоступными высоты святой страстности и ширина Божественного чувствования и глубина струящейся Божественной сладости[269]. Ибо сие есть вечный позор и великий блуд, коли царская Невеста с такой охотой ходит по грязной луже.

Ах, сестра, если ты подлинно желаешь молиться, то отдайся полностию Богу и скажи: «Иисус горячо любимый, час сей принадлежит лишь Тебе, бедным грешникам, святой Церкви и душам, испытавшим превратности судьбы — но не мне. Ныне я отдаю Тебе, Господь, всю власть и силу сердца моего, дабы Ты, горячо Любимый, во славу Тебе по желанию моему мог бы придти им на помощь. И после сего, Господь, воздай мне, дабы я истинно познала, кто аз есмь. Тогда с самого начала сокрушусь я».

Ах, сестра любезная, если ты приступаешь к делу сему, то благослови себя знамением креста и скажи:

«Лишь Твоим и моим, Господи, да будет сей час.

Помоги, возлюбленный в сердце моем Иисус,

чувствам моим и душе столь глубоко в Тебя влиться,

дабы зубы земных страстей в меня не смели впиться».

Знай, сестра, коль из разума мудрость твоя идет,

всякая страсть к тебе дорогу найдет.

Коли мудрость из сердца ниточкой вьется,

зло никакое тебя соблазнить не возьмется.

Ибо в милости, сверху льющейся к нам

из самой Святой Троицы

прямо в сердце, отверстое Небесам,

истина кроется

и разумные вещи, сколько их водится.

Всякая из них может прекрасно

человечеству воссиять ясно.

Но, коли истины нету с ней,

яд змеиный ее сильней.

Пусть внутри душа твоя пребудет чиста,

а вовне предстанет мала и проста,

— к единению с Богом дорога та.

12. Как Бог некоему брату о написанном в книге сей ответствовал [270]

«Майстер Генрих, вас удивляют многие слова, в книге сей написанные. Меня удивляет, как сие вас удивлять может. Мне же постоянно муки причиняет, что я, грешная, должна писать, что я подлинное познание и святое возвышенное созерцание не могу описать по-другому, кроме как такими жалкими словами. Они мнятся мне слишком малыми для вечной истины.»

Я спросила Вечного Учителя, что он о сем мыслит.

И ответил Он:

«Спроси его, как такое случилось, что апостолы после их великой робости стали, прияв Святой Дух, столь отважными[271].

Спроси далее, где был Моисей, когда он ничего не видел, кроме Бога[272].

Спроси еще: откуда взялось такое, о чем говорил Даниил в детстве своем»[273].

13. О десятикратной пользе молитвы доброго человека