И ничего не щадил я для того, чтобы жизнь наша была полна наслаждений и удовольствий. Но, поступая таким образом, к концу первого же года я увидел, что в моей казне не осталось и одного динара, а когда захотел просить о помощи друзей моих, то увидел, что они все исчезли. Тогда я разыскал их и попросил, чтобы они, в свою очередь, помогли мне в моем затруднительном положении. Но все нашли предлог, мешавший им прийти ко мне на помощь, и ни один не согласился дать мне содержание хотя бы на один день. Тогда я одумался и понял, как прав был отец мой, воспитывая меня в строгости. И вернулся я в дом свой и стал раздумывать о том, что мне остается делать. Тогда-то и пришел я к решению, которого и держусь с тех пор неослабно. Я поклялся перед Аллахом никогда не общаться с моими земляками и давать гостеприимство в моем доме только чужеземцам; но кроме того, опыт показал мне, что кратковременная и горячая дружба предпочтительна дружбе продолжительной, всегда приводящей к дурному концу, и я поклялся никогда не видеть два дня подряд одного и того же чужеземца у себя в доме, как бы ни был он обаятелен. И это потому, что я живо почувствовал, как жестоки продолжительные связи и как мешают они вкушать во всей полноте радость дружбы. Поэтому, о гость мой, не удивляйся, если завтра утром, после ночи, когда дружба являлась нам в самом привлекательном виде, я должен буду распроститься с тобою. И даже после, если я повстречаюсь с тобою на улицах Багдада, не обижайся, если не буду узнавать тебя.
Выслушав такие слова Абул Гассана, халиф сказал ему:
— Клянусь Аллахом, поведение твое прекрасно, и в жизнь свою не видал я, чтобы кутила вел себя с таким умом. Поэтому я восхищаюсь тобой чрезвычайно; ты сумел при помощи оставшейся тебе другой части наследства вести осмысленную жизнь, благодаря которой имеешь возможность пользоваться каждую ночь обществом нового человека, с которым можешь вести разнообразную и интересную беседу, избегая скуки и неприятностей. — А потом халиф прибавил: — Но, о господин мой, то, что ты сказал мне о завтрашней разлуке нашей, причиняет мне большое огорчение. И это потому, что мне хотелось чем-нибудь выразить благодарность за оказанное мне в эту ночь гостеприимство. Прошу тебя теперь же высказать какое-нибудь желание, и я клянусь святою Каабой, что исполню его. Говори откровенно и не бойся пожелать слишком многого, так как милостью Аллаха я богатый купец и с Его помощью ничто не покажется мне слишком обременительным.
В эту минуту Шахерезада заметила, что восходит утренняя заря, и со свойственной ей скромностью умолкла.
А когда наступила
она сказала:
А я богатый купец, и ничто не покажется мне слишком обременительным с помощью Аллаха.
На эти слова переодетого купцом халифа Абул Гассан ответил без малейшего смущения или удивления:
— Клянусь Аллахом, о гость мой, я достаточно вознагражден удовольствием видеть тебя, и всякое другое благодеяние было бы излишним. Благодарю тебя за твое доброе желание, но так как у меня нет никаких желаний и никаких честолюбивых стремлений, то я и не знаю, чего просить. Я доволен своею участью и желаю только продолжать жить, как живу, не нуждаясь ни в ком.
Но халиф возразил:
— Именем Аллаха прошу тебя, о господин мой, не отвергай моего предложения, и пусть душа твоя выразит желание, чтобы я мог удовлетворить его! Иначе я уйду от тебя с огорченным и униженным сердцем. Благодеяние, принятое человеком, тяготит его сильнее, нежели даже сделанное ему зло, и благородный человек должен всегда платить за сделанное ему добро двойною платой. А потому говори и не бойся просить слишком много.
Тогда Абул Гассан, видя, что уже нельзя более отказываться, опустил голову и глубоко задумался; потом вдруг поднял голову и воскликнул:
— Хорошо, я придумал! Но без сомнения, желание мое безумно. И пожалуй, лучше не высказывать его, чтобы ты не получил обо мне дурного мнения на прощание.
Халиф сказал:
— Клянусь жизнью своей! Кто же может наперед сказать, безумна или разумна какая-нибудь мысль?! Я, конечно, только купец, но могу сделать больше, нежели можно ожидать от человека моего ремесла. Поспеши же ответом.
Абул Гассан ответил:
— Я скажу, о господин мой, но, клянусь достоинствами нашего пророка (мир и молитва над ним!), один только халиф мог бы исполнить мое желание! Или же я сам мог бы исполнить его, сделавшись хотя бы на один день халифом вместо господина нашего, эмира правоверных Гаруна аль-Рашида.
Тогда халиф спросил:
— Но, наконец, йа Абул Гассан, что бы ты сделал, если бы на один день превратился в халифа?
Абул Гассан ответил: