Тысяча и одна ночь. В 12 томах

— Можно ли отказываться от того, что предлагается нам рукою гостя? Но да будет над тобою милость Аллаха, о господин мой, так как завтра я не встану, чтобы проводить тебя. Прошу тебя, не забудь хорошенько притворить дверь, когда будешь уходить.

И халиф обещал ему и это. Успокоенный, Абул Гассан взял кубок и осушил его в один глоток. И банж тотчас же подействовал, и Абул Гассан свалился на пол головой вперед, и так быстро, что халиф засмеялся. Затем позвал он раба, остававшегося при нем, и сказал ему:

— Возьми этого человека к себе на спину и ступай за мной!

Раб исполнил приказание и, взвалив к себе на плечи Абул Гассана, пошел за халифом, который сказал ему:

— Запомни хорошенько место, где стоит этот дом, чтобы ты мог вернуться сюда, когда я тебе прикажу.

И вышли они на улицу, забыв, однако, запереть дверь, несмотря на просьбу хозяина.

Когда пришли во дворец, они вошли потайной дверью в особые покои, где находилась спальня. И сказал халиф рабу:

— Раздень этого человека, надень на него мои ночные одежды и положи его на мою постель!

Когда же раб исполнил приказание, халиф послал его созвать всех придворных визирей, евнухов и также всех дам из гарема; и когда все собрались и стали между рук его, он сказал им:

— Завтра утром вы все должны быть в этой зале, и каждый из вас должен с готовностью исполнять приказание вот этого человека, лежащего на моей постели и одетого в мое платье. И обращайтесь с ним совершенно так, как обращаетесь со мною. И, отвечая на его вопросы, называйте его эмиром правоверных и не перечьте ему ни в одном из его желаний, потому что, если кто-нибудь из вас, хотя бы мой собственный сын, не исполнит моих приказаний, я велю немедленно повесить его на больших воротах дворца.

Выслушав приказ халифа, все присутствующие отвечали:

— Слышать — значит повиноваться!

И по знаку визиря все вышли молча, поняв, что, давая такие инструкции, халиф намерен позабавиться каким-нибудь чрезвычайным способом.

Когда все вышли, аль-Рашид обернулся к Джафару и к меченосцу Масруру, остававшимся в зале, и сказал им:

— Вы слышали мои слова. Ну так завтра вы должны встать раньше всех и прийти в эту залу, чтобы исполнять приказания моего заместителя. И не удивляйтесь ничему из того, что он вам скажет; и делайте вид, что принимаете его за меня самого, как бы он ни разуверял вас. Будьте щедры ко всем, на кого он вам укажет, хотя бы для этого пришлось истощить государственную казну; награждайте, наказывайте, вешайте, убивайте, назначайте на должности, увольняйте, исполняя во всей точности его приказания. И для этого вам нет надобности предварительно совещаться со мной. Впрочем, я сам спрячусь поблизости и буду видеть и слышать все, что будет происходить. В особенности же делайте так, чтобы он ни на минуту не смог заподозрить, что все происходящее с ним — шутка, устроенная по моему приказанию. Это все. Да будет так! — Затем он прибавил: — Во всяком случае, не забудьте, когда встанете сами, разбудить и меня в час утренней молитвы.

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

ШЕСТЬСОТ ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ НОЧЬ,

она сказала:

Во всяком случае, не забудьте, когда встанете сами, разбудить и меня в час утренней молитвы.

На следующее утро в назначенный час Джафар и Масрур не преминули разбудить халифа, который сейчас же поспешил спрятаться за занавесом в той самой зале, где спал Абул Гассан. Отсюда он мог видеть и слышать все, не будучи замеченным ни Абул Гассаном, ни присутствующими.

Тогда вошли Джафар и Масрур, а также все вельможи, дамы и невольники; и каждый занял обычное место свое сообразно со своим званием. В молчании и чинно стояли все, совершенно так, как при вставании с постели эмира правоверных. И когда все выстроились в должном порядке, заранее назначенный невольник подошел к продолжавшему спать Абул Гассану и поднес ему под нос тампон, смоченный уксусом. И тотчас же Абул Гассан чихнул в первый, потом во второй, в третий раз, выбросив из носу длинные волокна, образовавшиеся от действия банжа. Невольник принял эту слизь на золотой поднос, чтобы она не попала на постель или на ковер; затем он вытер нос и лицо Абул Гассана и опрыскал его розовой водой. Абул Гассан вышел наконец из оцепенения, проснулся и открыл глаза.

Он увидел себя на роскошном ложе, одеяло которого было из красной с золотом парчи, вышитой жемчугом и драгоценными каменьями.

Он поднял глаза и увидел себя в большой зале, с обтянутыми атласом стенами и потолком с шелковыми занавесами, с золотыми и хрустальными вазами по углам, и, осмотревшись, он заметил, что его окружают молодые женщины и молодые невольники восхитительной красоты; а за ними увидел он толпу визирей, эмиров, старшин, придворных, черных евнухов и музыкантов, готовых ударить по гармоническим струнам и сопровождать выступление расположившихся вокруг эстрады певиц; а около себя, на табурете (он узнал по их цвету), — одеяние, плащ и тюрбан эмира правоверных.