У мира на пиру

Я держал твою руку в руке,
Ожидая любого приказа.
Ты была лаконичней Марке,
Непонятнее Пабло Пикассо.

Мир молчанья – огромен и тих,

Будто дремлющий витязь из сказки.
Не из круга жеманных франтих —
Ты пришла без рисовки и маски.

Ветер мая, задорен и пьян,

Краски дней и ночей перепутал…
Мне тогда был по духу Сарьян,
Было по сердцу светлое утро!

А под вечер стучался закат

Красной лапой в закрытые двери,
Ты сказала: «Смотри – это Рерих!» —
Это Рерих был наверняка!

«За статью не дам и пару гривен…»

Пиросмани – примитивист…

(Из статьи искусствоведа)

За статью не дам и пару гривен,
Испытав сомнение и шок:
Разве Пиросмани примитивен?
Изотрите термин в порошок!

Он наивен, как трёхлетний мальчик.

Как птенец, как просинь среди туч!
Он творил, не требуя подачек,
Верный сын долин и горных круч!

Он любил приезжую актрису.

Но её не тронули слова!
Даже всеми розами Тифлиса
Он не мог её очаровать!

С тюфяка поднявшись утром рано,

В сумку краски положив и кисть,
Уходил расписывать духаны,
Воспевать безоблачную жизнь.

На полотнах мир не затуманен.

Весел человек и ярок цвет…
Разве примитивен Пиросмани.
Коль такого в мире больше нет?!

Надя Рушева

«Знаю Пушкина лучше лучшего!..»
За кичливость себя кляня,
Вижу – школьница Надя Рушева
Вводит в пушкинский мир меня.

В детских опытах отразится ли

Жизни гения широта?
Восторгаются композицией…
Что же тени скорбят у рта?

Говорим о проблемах времени,

О недетском её мазке…
Не к дождю ли болит у темени?
Не к грозе ли стучит в виске?

По Фонтанке гуляет девочка,

Чертит профили на снегу.
И не кисть в руках – просто веточка.
Ею Бог выводил, – я не лгу!

Где-то живы её игрушки, но

Покорилась, вдруг, высота:
Я предсмертные стоны Пушкина
Слышу с Надиного листа!

Что судьбина ей напророчила?

Триумфальные миражи?
Детство кончено, детство кончено, —
Вместе с детством уйдёт и жизнь!

«Старый скрипач заказал себе гроб…»

Старый скрипач заказал себе гроб в виде
                                              скрипки,
Так в похоронном бюро и сказал, не таясь,
                                          без улыбки!

И без усмешки оформил заказ мрачноватый

                                           приёмщик.
Разве что плотник стучал почему-то
                                за стенкой погромче.

Тихо ворчал, что народ стал совсем

                                        несуразный:
«…Ящик – он ящик и есть! Похороны —
                                          не праздник!»

Так получилось, что вскорости умер скрипач

                                              одинокий.
Что ж тут поделать, – законы природы жестоки!

И хоронил его бедный трубач в одиночку,

И в некрологах о нём не писали ни строчки!

Только зеваки кричали, как шумные галки:

«Эй, поглядите! Вон там – контрабас
                                              в катафалке!»

Что им сказать? Недотёпы! Другими мерилами

                                                        мерьте!
С музыкой он не хотел расставаться по смерти!

Сталкер