Читаем В русском жанре. Из жизни читателя полностью

В сталинские годы и долгое время спустя регламентация, конечно, была, и сводилась она к поощрению угодных, за­прету неугодных. Однако совершенно бухгалтерского де­ления писателей на чистых и нечистых всё-таки не утверж­далось, и какой-нибудь удачливый вольный стрелок, вовсе и не лауреат, мог-таки напечатать немало книг в разных из­дательствах. Во времена же процветания жалобщика и ещё немногих — только им, по инструкции Госкомиздата, дозво­лялось издавать и переиздавать десятки томов в год, тогда как любой, не ставший исключением из правила писатель не имел права даже на два переиздания, и если таковое вдруг планировалось, его строго уведомляли о необходимости вы­бора лишь одной книги. Именно тогда до предела углуби­лась материальная пропасть между живыми «классиками» и остальными литераторами.

Для подкорма остальных, чтобы вовсе не остервенились или не подохли, было создано учреждение под названием Бюро пропаганды художественной литературы.

Эти бюро договаривались о выступлении на предприя­тии, учреждении, вузе, колхозе и выдавали писателю бланки путёвок, которые он был обязан вернуть в бюро с отметкойо качестве проведённой встречи и штампом-росписью. Уч­реждение-предприятие переводило 15 рублей на счёт бюро, из которых писатель получал десятку. Сколько постыдных сцен хранит память тех, кто в них участвовал, вроде выклян­чивания лишней путёвки, а ещё лучше нескольких, для отчё­та о фиктивных встречах с читателями в том месте, где был свой человек. Какие ссоры разгорались при дележе мест — никто не хотел на колхозный стан, где-нибудь на границе с Казахстаном, и всякий хотел в нагретый, наговорённый уже зал крупного предприятия с давно знакомым председа­телем профкома или завклубом. Сколько обличений горело на писательских собраниях в адрес друг друга, с математи­ческими доказательствами того, что собрат по перу никак не мог, как то следует из привезённых путёвок, выступить за один день в девяти местах, далеко раскиданных по району. Порою дело доходило до ревизионной комиссии, оглашение результатов работы которой ласкало слух не задетых рассле­дованием литераторов.

Впрочем, не только провинциальными бедолагами за­нималось Бюро пропаганды. На союзном уровне оно орга­низовывало пышные декады. Дни литературы с огромными залами, гомерическими обжорством и пьянством в каком- нибудь экзотическом местечке с участием местного руковод­ства, сногсшибательными подарками, дармовым коньяком в гостиничном холодильнике на опохмелку, и с милицей­ским эскортом, и многим-многим другим приятным. Преде­лом мечтаний для провинциала было попасть в делегацию, но таковое удавалось редко и избранным. Тогда исхитри­лись и начали дружить областями помимо Москвы. Труба пониже, и дым пожиже, но если писательский секретарь был в ладу с властями, то гастроли в соседнюю область обстав­лялись тоже неслабо: с подарками, шашлыками-рыбалками с участием местных бонз. Но и здесь не обходилось без обид: всегда кто-то попадал в поездку не раз, а кто-то — ни разу, и горько бушевал на очередном собрании, и мог добушеваться до того, что на следующую гастроль бывал-таки отмечен и возвращался домой счастливый, сытый и упитый, увозя в багаже какие-нибудь хрустальные бокальчики, вышитые рушнички в придачу к десятку буклетов о жизни соседей.

И если молодёжь этого не знает, и кто-то ей будет пу­дрить мозги россказнями о счастливом, независимом от проклятой коммерции житье-бытье советского писателя, то молодым расскажем, а себе напомним о том, как оно было на самом деле.

***

Передвижники второго ряда учились у ведущих не столько мастерству, сколько жалостности сюжетов. Крамской поро­дил портретом умирающего Некрасова множество полотен, где непременным, если не главным, атрибутом сделался сто­лик с лекарствами у постели горемыки. М. К. Клодт «Больной музыкант», «Последняя весна», К. К. Костанди «У больного товарища», А. М. Корин «Больной художник», А. П. Богданов-Бельский «У больного учителя». А уж сколько изобрази­ли покойников, не благостно отошедших, а околевших — не счесть!

И всё же эти столь много высмеянные жанристы, быто­писатели сделали великое дело, запечатлев, пусть и под осо­бым, заданным, углом зрения Русь. Насколько меньше мы бы знали без их полотен, а их беззаветная преданность сво­ему делу и Родине в наши циничные времена просто пора­жает. М. К. Клодт (барон), автор хрестоматийного полотна «На пашне», получив за выпускную работу золотую медаль и шестилетнюю заграничную командировку, желал более путешествовать не по Италии или Швейцарии, но по России. Он хлопочет о разрешении (!) заменить Европу Родиной — для «писания видов с натуры по России...».

1996


В РУССКОМ ЖАНРЕ - 11

Из жизни пьющих

***

«Иные (хотя и далеко не все) являлись даже пьяные, но как бы сознавая в этом особенную, вчера только открытую кра­соту» (Достоевский. Бесы).

***

«...врачебной дали мне воды...» (Ломоносов М. В. Ода на взя­тие Хотина).

***

Перейти на страницу:

Похожие книги

Опасные советские вещи. Городские легенды и страхи в СССР
Опасные советские вещи. Городские легенды и страхи в СССР

Джинсы, зараженные вшами, личинки под кожей африканского гостя, портрет Мао Цзедуна, проступающий ночью на китайском ковре, свастики, скрытые в конструкции домов, жвачки с толченым стеклом — вот неполный список советских городских легенд об опасных вещах. Книга известных фольклористов и антропологов А. Архиповой (РАНХиГС, РГГУ, РЭШ) и А. Кирзюк (РАНГХиГС) — первое антропологическое и фольклористическое исследование, посвященное страхам советского человека. Многие из них нашли выражение в текстах и практиках, малопонятных нашему современнику: в 1930‐х на спичечном коробке люди выискивали профиль Троцкого, а в 1970‐е передавали слухи об отравленных американцами угощениях. В книге рассказывается, почему возникали такие страхи, как они превращались в слухи и городские легенды, как они влияли на поведение советских людей и порой порождали масштабные моральные паники. Исследование опирается на данные опросов, интервью, мемуары, дневники и архивные документы.

Александра Архипова , Анна Кирзюк

Документальная литература / Культурология
Мертвый след. Последний вояж «Лузитании»
Мертвый след. Последний вояж «Лузитании»

Эрик Ларсон – американский писатель, журналист, лауреат множества премий, автор популярных исторических книг. Среди них мировые бестселлеры: "В саду чудовищ. Любовь и террор в гитлеровском Берлине", "Буря «Исаак»", "Гром небесный" и "Дьявол в белом городе" (премия Эдгара По и номинация на премию "Золотой кинжал" за лучшее произведение нон-фикшн от Ассоциации детективных писателей). "Мертвый след" (2015) – захватывающий рассказ об одном из самых трагических событий Первой мировой войны – гибели "Лузитании", роскошного океанского лайнера, совершавшего в апреле 1915 года свой 201-й рейс из Нью-Йорка в Ливерпуль. Корабль был торпедирован германской субмариной U-20 7 мая 1915 года и затонул за 18 минут в 19 км от берегов Ирландии. Погибло 1198 человек из 1959 бывших на борту.

Эрик Ларсон

Документальная литература / Документальная литература / Публицистика / Историческая проза / Современная русская и зарубежная проза