В сталинские годы и долгое время спустя регламентация, конечно, была, и сводилась она к поощрению угодных, запрету неугодных. Однако совершенно бухгалтерского деления писателей на чистых и нечистых всё-таки не утверждалось, и какой-нибудь удачливый вольный стрелок, вовсе и не лауреат, мог-таки напечатать немало книг в разных издательствах. Во времена же процветания жалобщика и ещё немногих — только им, по инструкции Госкомиздата, дозволялось издавать и переиздавать десятки томов в год, тогда как любой, не ставший исключением из правила писатель не имел права даже на два переиздания, и если таковое вдруг планировалось, его строго уведомляли о необходимости выбора лишь одной книги. Именно тогда до предела углубилась материальная пропасть между живыми «классиками» и остальными литераторами.
Для подкорма остальных, чтобы вовсе не остервенились или не подохли, было создано учреждение под названием Бюро пропаганды художественной литературы.
Эти бюро договаривались о выступлении на предприятии, учреждении, вузе, колхозе и выдавали писателю бланки путёвок, которые он был обязан вернуть в бюро с отметкойо качестве проведённой встречи и штампом-росписью. Учреждение-предприятие переводило 15 рублей на счёт бюро, из которых писатель получал десятку. Сколько постыдных сцен хранит память тех, кто в них участвовал, вроде выклянчивания лишней путёвки, а ещё лучше нескольких, для отчёта о фиктивных встречах с читателями в том месте, где был свой человек. Какие ссоры разгорались при дележе мест — никто не хотел на колхозный стан, где-нибудь на границе с Казахстаном, и всякий хотел в нагретый, наговорённый уже зал крупного предприятия с давно знакомым председателем профкома или завклубом. Сколько обличений горело на писательских собраниях в адрес друг друга, с математическими доказательствами того, что собрат по перу никак не мог, как то следует из привезённых путёвок, выступить за один день в девяти местах, далеко раскиданных по району. Порою дело доходило до ревизионной комиссии, оглашение результатов работы которой ласкало слух не задетых расследованием литераторов.
Впрочем, не только провинциальными бедолагами занималось Бюро пропаганды. На союзном уровне оно организовывало пышные декады. Дни литературы с огромными залами, гомерическими обжорством и пьянством в каком- нибудь экзотическом местечке с участием местного руководства, сногсшибательными подарками, дармовым коньяком в гостиничном холодильнике на опохмелку, и с милицейским эскортом, и многим-многим другим приятным. Пределом мечтаний для провинциала было попасть в делегацию, но таковое удавалось редко и избранным. Тогда исхитрились и начали дружить областями помимо Москвы. Труба пониже, и дым пожиже, но если писательский секретарь был в ладу с властями, то гастроли в соседнюю область обставлялись тоже неслабо: с подарками, шашлыками-рыбалками с участием местных бонз. Но и здесь не обходилось без обид: всегда кто-то попадал в поездку не раз, а кто-то — ни разу, и горько бушевал на очередном собрании, и мог добушеваться до того, что на следующую гастроль бывал-таки отмечен и возвращался домой счастливый, сытый и упитый, увозя в багаже какие-нибудь хрустальные бокальчики, вышитые рушнички в придачу к десятку буклетов о жизни соседей.
И если молодёжь этого не знает, и кто-то ей будет пудрить мозги россказнями о счастливом, независимом от проклятой коммерции житье-бытье советского писателя, то молодым расскажем, а себе напомним о том, как оно было на самом деле.
***
Передвижники второго ряда учились у ведущих не столько мастерству, сколько жалостности сюжетов. Крамской породил портретом умирающего Некрасова множество полотен, где непременным, если не главным, атрибутом сделался столик с лекарствами у постели горемыки. М. К. Клодт «Больной музыкант», «Последняя весна», К. К. Костанди «У больного товарища», А. М. Корин «Больной художник», А. П. Богданов-Бельский «У больного учителя». А уж сколько изобразили покойников, не благостно отошедших, а околевших — не счесть!
И всё же эти столь много высмеянные жанристы, бытописатели сделали великое дело, запечатлев, пусть и под особым, заданным, углом зрения Русь. Насколько меньше мы бы знали без их полотен, а их беззаветная преданность своему делу и Родине в наши циничные времена просто поражает. М. К. Клодт (барон), автор хрестоматийного полотна «На пашне», получив за выпускную работу золотую медаль и шестилетнюю заграничную командировку, желал более путешествовать не по Италии или Швейцарии, но по России. Он хлопочет о разрешении (!) заменить Европу Родиной — для «писания видов с натуры по России...».
1996
В РУССКОМ ЖАНРЕ - 11
Из жизни пьющих
***
«Иные (хотя и далеко не все) являлись даже пьяные, но как бы сознавая в этом особенную, вчера только открытую красоту» (Достоевский. Бесы).
***
«...врачебной дали мне воды...» (Ломоносов М. В. Ода на взятие Хотина).
***