В русском жанре. Из жизни читателя

После запоя Н. приходил на работу в новом галстуке. Боль­шей вехи, отмечающей начало новой жизни, он позволить себе не мог. Но летели быстрые, как волны, дни нашей жиз­ни, и галстук сделался недоступен. Тогда он стал являться после запоя свежеподстриженным. Но лихая птица-тройка, она же перестройка, и парикмахерскую утащила на недости­жимые финансовые высоты. Что же, не пить? К счастью, его за последний прогул сократили, и более о нём ничего неиз­вестно.

***

Рассказ Чехова «Средство от запоя», где театральный парик­махер лечит заезжего трагика, заставляя того пить водку с мылом, нашатырём, квасцами, глауберовой солью, серой, канифолью и при этом избивающий пьяницу, — рассказ этот комическое, но точное изображение метода, которым до изобретения кодирования и торпеды лечила советская медицина алкоголизм.

***

«Он вчера на пирушке был в хорошем доме. <... > Должно быть, переложил лишнее, вот теперь сном и отходит. Нет-то ничего милее на свете, как этот сон. <... > Я вчера хересом ошибся. Уж этот херес! Враг мне: я ещё в университете два раза за него в карцере сидел, да и память отшибает совсем» (Островский А. Н. Трудовой хлеб).

***

«Находился полуштоф со слабыми остатками земных благ лишь на донушке» (Достоевский. Братья Карамазовы).

***

Всё чаще в печати мелькает утверждение, что водку можно и нужно вытеснить пивом и тем самым отучить народ от чёр­ного пьянства. Таков, кажется, и лозунг партии любителей пива. Или утопическое фантазёрство, или заказ пивоваров. Отношения пива и водки, отношения к пиву и водке у наше­го пьющего народа сложны, и напитки никак взаимонезаменяемы и, стало быть, не вытесняемы один другим. Водка идёт у нас под номером первым, а пиво — вторым. Лишь опустившимся синякам безразлична нумерация, и оба номе­ра они с большим для себя эффектом заменяют бормотухой. Потому, кстати, у нас и не приживаются (не только из-за цены) сорта крепкого и густого пива, что «массы» предпочи­тают жиденькие «жигули».

Впервые с этой химерой я встретился на первых страни­цах мемуаров Ильи Эренбурга «Люди, годы, жизнь». Отец писателя, директор пивоваренного завода в Хамовниках, принимал великого соседа. Толстой выпил пива и сказал, что им надо вытеснять водку. Не ставлю под сомнение дос­товерность воспоминаний: Лев Николаевич не слишком смыслил в алкоголе, хоть смолоду и покучивал, замена водки пивом — из числа его утопий.

А вот пишет куда больший знаток предмета Георгий Ива­нов, и правильно пишет: «Как известно, опьянение пивом — торжественное и унылое. “Biere gaie” (весёлое пиво — фр.) не бывает, оно всегда “trist” (печальное — фр.)». А один из современных специалистов, Евгений Анатольевич Попов, в беседе с коллегой Зуфаром Гареевым (газета «Мегаполис Экспресс» от 20 сентября 1995 г.), верно отметив, что «пив­ной алкоголизм понеприятнее водочного», иллюстрирует наблюдение фильмом «Берлин, Александерплац», где гени­альный Фасбиндер, будучи режиссёром, немцем и пьяни­цей, показал во всей неприглядности пивной запой героя.

А почему наблюдательнейший Иван Алексеевич Бунин говорил: «Бойтесь пьяного немца!» — он что, злее русского? Нет, он наливается пивом, и от этого дурее.

***

«Лучше уж от водки умереть, чем от скуки» (Владимир Мая­ковский).

Те, кто умирает от водки, не знают скуки, они знают — тоску, умереть от которой дано и тем, кто может умереть от водки.

Рифма ещё сыграла роль: руки — скуки; заменить руки в этой строфе было бы крайне сложно: «на себя бы раньше наложили руки...».

***

«...и обыватели, и поэты пытались вылезти из лужи или боло­та с помощью зелёного змия — но блоковское соблазнитель­ное высокомерие в стихотворении «Поэты» напрасно делает из смерти под забором условие поэтического ремесла и твор­ческой жизни» (Зинаида Шаховская. Русский Монпарнас).

***

О, эта до времени состарившаяся мать рядом с пьяным, никому уже, кроме неё, не нужным сыном! Её лицо засты­ло, а около болтается его карточка, с которой уж немного осталось стереть человеческого, со страдальческим взором, навсегда ушедшим внутрь себя, где, как в Кащеевом яйце, хранится в алкоголе что-то, что никому так и не станет из­вестным.

1983

***

Сегодня я вспомнил Борьку Г-на по прозвищу Билл.

Мы учились с ним в параллельных классах. Как-то ле­том с ним случилось то, чем пугают детей, для шутки ско­сивших глаза к носу: смотри, так и останешься! Вот Борька так и остался — на каникулы уходил с прямыми глазками, а 1 сентября вернулся косеньким. И — сделался после этого безудержным хулиганом.

Внешне он становился уродливее, лицо вытянулось впе­рёд, на вытянутом лице большие очки, как у мультиплика­ционной черепахи, которая поёт «я на солнышке лежу». Ну и прыщики, конечно, запахи юношеские.

Он жил недалеко от школы в старом доме на улице Тараса Шевченко, или Тараске, которая до советской власти назы­валась, кажется, Крапивная.