В русском жанре. Из жизни читателя

Была же там и такая картина: в предпраздничные дни, после окончания работы, колонны трудящихся прямо с предприятий в сопровождении вооружённой охраны и ов­чарок идут в магазины, где им по карточкам выдают водку. Тогда это казалось невероятно смешно по нелепости, фан­тастичности: спиртного было залейся. Рассказ, словно напе­тый назойливым ритмом, сдобренный дождём, грязью, ма­том, страхом, был театром для себя. Выходило нечто вроде: «А как зарядят дожди осенние, заунывные, совецкие, пря­чется Эдуард Борисыч в норку свою номер семь, к тётеньке поближе, от улицы подальше. Оттудова, с улицы Нескучной, мат в комнату залетает, заползает страх под кожу интелли­гентскую: дескать, сиди-сиди с тётенькой, придёт и твой час!».

В последние годы, встретясь с иным из обильно взошед­шего «андерграунда», я грешным делом вспоминаю про Эдуарда Борисыча.

***

Как осудили, ещё при вожде, вульгарных социологов, так и боимся до сих пор (пугать-то умели!) намёка на анализ со­циальной базы, исторической обусловленности, происхож­дение автора и т. д.

Ребята они, конечно, были не очень симпатичные, но, отбросив систему социального анализа, мы закрыли многие пути проникновения в литературное произведение.

Кто это из них написал, что эстетический идеал Валенти­на Катаева — блестящий шар на дачной клумбе? Это плохо? Неверно? Это и верно, и хорошо.

***

«Блюменталиха угробила наших старух — Рыжову и Масса­литинову, — подав заявление о вступлении в партию» (ре­жиссёр Николай Радин в письме другу своему Алексею Тол­стому о новостях театральной Москвы, ноябрь 1934 г.).

***

А мне как-то довелось быть на партсобрании в цирке. Бес­сменным секретарём парторганизации был бессменный же дирижёр оркестра.

Перед президиумом собрания, в котором почти не было артистов, а были руководители цирка и рабочие, металась женщина, умоляя отпустить её, она размахивала какой-то бумажкой. Но её заставили выслушать отчётный доклад ди­рижёра. Как только объявили прения, женщина с бумажкой ринулась вперёд, и председательствующему уж ничего не оставалось, как предоставить ей слово. Она закричала:

— Если мы их сегодня не накормим, завтра они сожрут нас!

Речь шла о восемнадцати тиграх, вне плана завезённых в Саратов вместо Курска, где объявили карантин. Её, ко­нечно, отпустили. Уходя, я выглянул в окно, выходящее вовнутренний двор. Среди разнокалиберных ящиков, автомо­билей и мусора, за сеткой бегали невиданно грязные куры — временный тигриный корм, на котором они, по словам жен­щины, долго не протянут.

***

«Заказал костюм... Костюм такой, что хочется взять стул, сесть против него и плакать счастливыми слезами. — 140 марок, причём я получил, как советский гражданин, 30 процентов скидки» (Письмо А. Н. Толстого жене из Берлина 18—20 марта 1932 г.).

***

Набоков в «Даре» приглашает оценить надгробную речь Н. Г. Чернышевского: «Да-с, — закончил Чернышевский, — тут дело не в том, господа, что цензура, кромсавшая его ста­тьи, довела Добролюбова до болезни почек».

Но разве и поныне героические биографии создаются не по той же колодке?

***

«Лучшие книги, понял он, говорят тебе то, что ты уже сам знаешь» (Дж. Оруэлл. «1984»).

***

Зелёная книга в старорежимном коленкоре «Франция. Хре­стоматия литературная, историческая и географическая. Для старших классов средних учебных заведений. Составил и снабдил словарём-толкователем В. И. Люцелыиваб, препо­даватель французск. яз. в Риге. С 48 иллюстрациями. Цена в переплёте: 1 руб. 50 коп. Рига. 1906. Издание К. Г. Зихмана. Театральная ул. № 9. собств. дом».

Книга была брошена в комнате, откуда выехали мать и дочь. Матери было лет восемьдесят, дочери — лет пятьде­сят. Весь наш двор не без основания считал их тронутыми. Нужду они справляли в комнате — в ведро на колесиках. Каждое утро дочь катила его по длинному коммунальному коридору в уборную.

Вот чем исписаны форзацы этой книги.

«Горе на груди не пригреешь, а дашь ему волю, так оно будет тебя день и ночь когтить, всю силу из тебя выпьет.

Лук репчатый, чеснок, хрен, редька, натёртые на тёрке, через несколько минут убивают дифтерийную палочку, холерные вибрионы, брюшно-тифозные бациллы, стрепто­кокков.

Думенкова Зоя (зачёркнуто).

5 стак. воды на 2 ч. ложки соды (зачёркнуто).

Дружбу крепи, а ворога бей, пока совсем подручным тебе не станет, слугой своим себе сделай, дабы ни в чём он не су­противничал. (“Иван Ш”).

У всякой Пашки свои замашки.

Не тот плох, кто ошибается, а кто не исправляет своих ошибок. “Зелёная книга”. Агишев.

Он ненавидел органически, как очень часто ненавидят все подленькие душонки честных людей. “Хребты Саянские”, Сартаков.

Не может сын глядеть спокойно На горе матери родной; не будет гражданин достойный К отчизне холоден душой. Ему нет горше укоризны... (Некрасов).

В народе так все говорят, что если кто нос кверху заде­рёт — то значит голова пустая.

Я тоже знал людей, что лишь по глупости своей чужое по­вторяют.

Вор не брат, потаскуха не жена.

Соус — орехи, растолчённые в ступке, смешать с толчё­ным чесноком и залить сливками.