В русском жанре. Из жизни читателя

А может быть, причина нелитературная, а охотничья: см. книгу саратовского писателя Ю. Никитина «Царские охоты», где описывается почти патологическая страсть вождя к заба­ве с ружьишком.

***

Ницшеанство молодого Горького могло бы выглядеть и ко­мично, если бы не знать его последующую судьбу воистину сверхчеловека.

«Я очень рано понял, что человека создаёт его сопротивле­ние окружающей среде» (М Горький. Мои университеты).

***

Самое интересное, что стоит разгадать в Горьком, — мо­мент, когда он из подинтеллигента Пешкова превратился в Горького, когда и как осознал, как делать себя, свою уди­вительную судьбу. А судьба строилась им с неутомимостью муравья и беспримерной храбростью, я бы даже сказал, оголтелостью. Трудно даже определить черту, отделяющую этап подъёма до какого-то существующего уровня, от этапа, на котором он сам стал делать себя уровнем.

Вот брак с Волжиной, богатый дом на нижегородском откосе с его смесью мещанства в демонстрации достатка, профессии хозяина, трогательного рационализма нувориша в устройстве детских комнат и т. д. Как был он полон тог­да своим крепнущим положением, семьёю, известностью. И как всего этого ему стало мало, — больше, больше! Это было, это не слава, во всяком случае, не слава Горького! Не поклонницы, а сраженья с сильнейшими. А потом с монар­хами, игра в партии, пафос всемирной свободы — и всемир­ной хитрости, и далее, и далее, и далее!

А как раздражён он даже уже в тех немногих опублико­ванных письмах к Волжиной, когда вкусил жизни гражда­нина мира, по отношению к её остановившемуся понятию о счастье, любви к нему!

И — в этом направлении — кем сделалась Волжина, став­шая Пешковой, с её международными связями, благотвори­тельностью, масонством.

Да и все, кто втягивался в горьковскую орбиту, делались политиками, политиканами, хитрецами, обрастали таин­ственными связями, начинали жить и действовать энергич­но, ловко и всё на хозяина.М. Горький — это средоточие всей российской жизни первой половины XX века. Это куда больше, чем человек или писатель. Думаю, что аналогов не имелось.

***

Есенин отлично сознавал, уже в девятнадцать лет, что для набора «высот» в искусстве надо творить подлости, «про­дать душу свою чёрту — и всё за талант. Если я поймаю и буду обладать намеченным мною талантом, то он будет у самого подлого и ничтожного человека — у меня. <...> Если я буду гений, то вместе с этим буду поганый человек. Это ещё не эпитафия. 1. Таланта у меня нет, я только бегал за ним. 2. Сейчас я вижу, что до высоты мне трудно добрать­ся, — подлостей у меня не хватает, хотя я в выборе их не стес­няюсь» (Из письма к М. П. Бальзамовой, осень 1914 года).

Сколько глупостей и пошлостей наговорено о стихийнос­ти и непосредственности есенинской музы. При огромной одарённости он имел и более редкий дар: сознавать необхо­димость строительства таланта в определённом направле­нии; «намеченным мною талантом!» — аж мурашки бегут по коже: вот он, первый шаг к «Чёрному человеку», выбор пути и беспощадность, прежде всего к самому себе.

***

Два русских поэта в 1915—1916 годах служили санитарами в военно-санитарных поездах: Есенин и Вертинский. А ещё К. Паустовский.

***

А почему «Собачье сердце»? То есть не повесть почему, а сердце в названии? Псу пересадили яички и гипофиз Клима Чугункина, и в гадостном Шарикове действительно билось собачье сердце. Но акцент, а название — это всегда акцент, даже акцент, явно вступает в противоречие со смыслом по­вести, если сердце понимать не как «грудное черево, прини­мающее в себя кровь из всего тела», а, по Далю же, как «пред­ставитель любви, воли, страсти, нравственного, духовного начала». Ведь у пса было честное, преданное собачье сердце.

Попытка объяснения. Эффектное название могло воз­никнуть у Булгакова от стихотворения Есенина:

Слушай, поганое сердце,

Сердце собачье моё.

Я на тебя, как на вора,

Спрятал в рукав лезвиё.

Не напечатанный при жизни поэта альбомный экспромт 1916 года был опубликован в 1926 году в сборнике «Есенин. Жизнь. Личность. Творчество» и мог быть прочитан Булгаковым. А быть может, бытовала идиома, использованная ими?

***

В советских поваренных книгах, которые именовались кни­гами о вкусной и здоровой пище, были разделы националь­ной кухни, очерёдность их — строго по числу жителей — от Украины до Эстонии. Потому же в «Кулинарии» 1955 года есть кухня карело-финская: была тогда шестнадцатая союз­ная республика. Потому же при наличии рецептов таджик­ских и литовских в русской поваренной книге не было татар­ской, мордовской и, разумеется, еврейской кухни.

***

О происхождении Вс. Мейерхольда. Его лютеранство всегда остаётся за кадром. Конечно, есть документы, в частности, в прекрасном музее театра в Пензе, а вот живое свидетель­ство. В. Гиляровский, бывший в Пензе, остался в восторге от водки производства завода Мейерхольда-отца (лучше и «Смирновской», и «Поповской») и его описал так: «фигура такая, что прямо норманнского викинга пиши».

***