Читаем Вперед, в прошлое (СИ) полностью

Усилием воли отвернувшись, Гейл поставил стакан на небольшой столик, стоявший у стены, и постарался взять себя в руки.



- Все, правда, в порядке, Рэндс, - проговорил он, выпрямляясь и поворачиваясь к Харрисону. - Спасибо, что спросил.



Рэнди скептически покачал головой и вдруг коснулся плеча партнера, даже не думая отводить взгляда. Гейл вздрогнул, ощутив кожей теплое касание. Даже плотная ткань джинсовой рубашки не защитила от того, чтобы почувствовать ладонь Харрисона каждой клеточкой.



- Гейл, - произнес Рэнди. - Я хочу, чтобы ты знал, что как бы там ни было, ты можешь в любой момент поговорить со мной. И если тебе нужна помощь…



- Рэндс! – оборвал партнера Гейл, отступая назад и разрывая контакт. - Спасибо. Действительно спасибо. Но я в норме. Это обычная усталость.



Покачав головой, Рэнди тем не менее, отступился.



- Хорошо. Я лишь прошу, чтобы ты был осторожнее и не натворил глупостей. Трава, знаешь ли, имеет свойство вызывать привыкание.



- Боже, Рэндс! Не делай ты из всего такую драму.



- Как скажешь, Гейл, как скажешь!



С этими словами Харрисон еще раз коснулся рукой предплечья Гейла и, улыбнувшись, отошел, чтобы присоединиться к компании, в которой Питер Пейдж увлеченно рассказывал одну из своих историй.



Гейл мысленно скрипнул зубами. Вся ситуация была таким дерьмом, что если бы кто-то сказал ему о ней еще год назад, то точно бы недосчитался парочки зубов. Сходить с ума от ревности из-за мужчины! Перестать контролировать порывы своего тела. Стать заложником собственного испуганного разума, который слишком долго сопротивлялся очевидному. Это не было похоже на Гейла Харольда, который приехал в Торонто и приступил к съемкам в сериале.



Гейлу определенно не нравился человек, в которого он превратился.


Обернувшись, Гейл увидел Рэнди, который, улыбаясь, слушал Питера, периодически поглядывая на Ника, цеплявшегося за его локоть.



Поймав взгляд Харольда, Лаферти победно задрал подбородок и собственнически притянул к себе Рэнди, словно показывая Гейлу, что блондин принадлежит ему. И этот жест был настолько вызывающим, настолько показным, что Харольд лишь усилием воли удержался от того, чтобы не подойти и не выдернуть партнера из рук его же бойфренда.



"- Ублюдок! – со злостью подумал про себя мужчина, отворачиваясь от парочки и направляясь к выходу из зала. - Кретин…"



Самое интересное заключалось в том, что Гейл не мог с полной уверенностью сказать, кому же он адресовал эти определения. Себе или Нику.



Добравшись до уборной, Харольд с силой захлопнул за собой дверь и прижался горячим лбом к прохладной стене.



-Блядь, - прошипел он, сжимая кулаки. - Блядь, блядь, блядь…



Гейл в этот момент ненавидел свою реакцию на провокационные действия Ника. Ведь и идиоту ясно, что Лаферти просто утверждает свои права на партнера. Так какого же долбаного хрена Гейл ведется на это, словно тинэйджер? Да и вообще, он не имеет абсолютно никакого права выставлять Рэндольфу какие-либо претензии. Тот уж точно всегда знал, чего хотел.



Решение было до боли простым. Нужно убраться отсюда нахрен. Поехать в Лос-Анджелес и постараться выкинуть из головы все, что касается съемок этого сериала. А когда придет время возвращаться, Гейл будет в норме.



Ополоснув лицо водой из крана, он посмотрел на себя в зеркало. Раскрасневшееся лицо и горящие черным огнем глаза выдавали с головой.



Гейл был просто до безумия зол.


Хотелось курить. Вдохнуть теплый, расслабляющий дым марихуаны и хоть ненадолго отпустить из головы все ненужное.



Пригладив рукой нервно всколоченные волосы, Гейл глубоко вздохнул.



- На хуй все это дерьмо! – решил он.- Пора брать собственную жизнь в руки.



С этой здравой мыслью, мужчина одернул рубашку и повернулся к выходу.


Но в этот момент дверь в уборную распахнулась, и на пороге появился Рэнди Харрисон собственной персоной.



- Ага, значит ты здесь! – проговорил он, входя в небольшое помещение и щелкая замком, отрезая их от внешнего мира. – Нам нужно поговорить.


Гейл насторожено наблюдал, как Рэнди протискивается вглубь и прислоняется бедром к раковине.


- Здесь? А тебе не кажется, что место ты выбрал не совсем удачное?


- Как по мне, это место просто замечательное. И ты отсюда не уйдешь, пока я не услышу, какого хрена с тобой творится!



Гейл сжал зубы. В ограниченном пространстве туалета близость Рэнди ощущалась, как никогда остро. Запах туалетной воды Харрисона проник в каждую пору кожи, светлые, внимательные, глаза сканировали, словно рентген. Блондин был настолько реален и желанен, что Гейлу хотелось сжать руки вокруг хрупкого тела и никогда больше не отпускать. И пусть Лаферти катится к чертовой матери.


- Послушай, Рэндс, - осторожно проговорил Гейл, отступая назад и касаясь спиной кафельной стены, - не думаю, что нам стоит сейчас говорить об этом…



- Говорить о чем, Гейл? - перебил Харольда Ренди. Его голос опасно балансировал на грани вопроса и крика. - Я не понимаю. Вижу только то, что после того, как я вернулся из Нью-Йорка, тебя словно подменили. Вечно хмурая физиономия, Хэл, наркотики… С тобой, твою мать, что-то происходит! И я хочу знать что.



Перейти на страницу:

Похожие книги

Том 2: Театр
Том 2: Театр

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.Набрасывая некогда план своего Собрания сочинений, Жан Кокто, великий авангардист и пролагатель новых путей в искусстве XX века, обозначил многообразие видов творчества, которым отдал дань, одним и тем же словом — «поэзия»: «Поэзия романа», «Поэзия кино», «Поэзия театра»… Ключевое это слово, «поэзия», объединяет и три разнородные драматические произведения, включенные во второй том и представляющие такое необычное явление, как Театр Жана Кокто, на протяжении тридцати лет (с 20-х по 50-е годы) будораживший и ошеломлявший Париж и театральную Европу.Обращаясь к классической античной мифологии («Адская машина»), не раз использованным в литературе средневековым легендам и образам так называемого «Артуровского цикла» («Рыцари Круглого Стола») и, наконец, совершенно неожиданно — к приемам популярного и любимого публикой «бульварного театра» («Двуглавый орел»), Кокто, будто прикосновением волшебной палочки, умеет извлечь из всего поэзию, по-новому освещая привычное, преображая его в Красоту. Обращаясь к старым мифам и легендам, обряжая персонажи в старинные одежды, помещая их в экзотический антураж, он говорит о нашем времени, откликается на боль и конфликты современности.Все три пьесы Кокто на русском языке публикуются впервые, что, несомненно, будет интересно всем театралам и поклонникам творчества оригинальнейшего из лидеров французской литературы XX века.

Жан Кокто

Драматургия