Западноевропейский сонет XIII-XVII веков. Поэтическая антология

О Кордова! Стобашенный чертог![97]
Тебя венчали слава и отвага.
Гвадалквивир! Серебряная влага,
Закованная в золотой песок.

О эти нивы, изобилья рог!

О солнце, источающее благо!
О родина! Твои перо и шпага
Завоевали Запад и Восток.

И если здесь, где средь чужого края

Течет Хениль, руины омывая,
Хотя б на миг забыть тебя я смог,

Пусть грех мой тяжко покарает рок:

Пускай вовеки не узрю тебя я,
Испании торжественный цветок!

* * *

О влага светоносного ручья,
Бегущего текучим блеском в травы!
Там, где в узорчатой тени дубравы
Звенит струной серебряной струя,

В ней отразилась ты, любовь моя:

Рубины губ твоих в снегу оправы…
Лик исцеленья — лик моей отравы
Стремит родник в безвестные края.

Но нет, не медли, ключ! Не расслабляй

Тугих поводьев быстрины студеной.
Любимый образ до морских пучин

Неси неколебимо, и пускай

Пред ним замрет коленопреклоненный
С трезубцем в длани мрачный властелин.

* * *

Я пал к рукам хрустальным, я склонился
К ее лилейной шее; я прирос
Губами к золоту ее волос,
Чей блеск на приисках любви родился;

Я слышал: в жемчугах ручей струился

И мне признанья сладостные нес.
Я обрывал бутоны алых роз
С прекрасных уст и терний не страшился.

Когда, завистливое солнце, ты,

Кладя конец любви моей и счастью,
Разящим светом ранило мой взор;

За сыном вслед пусть небо с высоты

Тебя низринет, если прежней властью
Оно располагает до сих пор.

* * *

Ныне, пока волос твоих волна
Блещет, как золото, лелея блики,
Ныне, пока твой образ ясноликий
Ярче, чем белых лилий белизна,

Шея же так сиятельно стройна,

Что перед ней хрусталь — обломок дикий,
И грациозность утренней гвоздики
Прелестью губ твоих превзойдена,

Дай испытать хоть миг блаженства малый

Локонам, шее, лбу, глазам твоим,
Прежде чем все, что облик твой равняло

С искрой хрустальной, с блеском золотым,

С лилией белой и с гвоздикой алой,
Будет земля и прах, зола и дым.

* * *

Как загоревшийся в рассветной рани
Бисер на свежем розовом цветке
Или узор искусный на куске
Шитой жемчужинами алой ткани —

Так на щеках пастушки, что румяней

Крови, разлитой в белом молоке,
Слезы зажглись, когда она в тоске
Горестных не смогла сдержать рыданий.

Вздох ее каждый нежен и горяч:

Милая размягчить способна, плача,
Даже холодный каменный утес.

Если скалу растрогать может плач,

То мое сердце слабое тем паче
Тает, как воск, от вздохов и от слез.

* * *