Записки отчаяния

Жизнь Катрин и Михаеля казалась окружающим достаточно привлекательной и образцовой для подражания. Материальная составляющая их семьи давала им безграничные возможности для широкого обозрения мира. Но их скудные сердечки по своему размеру имели куриные корни. Никто из них и не задумывался, что уже через год их брак станет скрытой обузой и тяжким невидимым бременем их бытия. Каждый по-своему жалел об этом поступке. И каждый был по-своему несчастен. А несчастье, помноженное на два, представляет, куда большее несчастье, вздымающееся над головами, чем могут осознать люди своим низким умишкой. Первое время совместной жизни длилось, как сказка, на пороге которой начинает цвести огромной величины лотос. И все его лепестки выглядят невообразимо прекрасными и сложными для понимания. Но в действительности были сложны в ощущении. Молодожены жили в непонятной для себя иллюзии идеального мира, которую можно лелеять только в юношестве. Медовый месяц в Италии, жизнь на бедном и в одно время богатом Крите. Год прошел, и никто не понял, какие трансформации в них произошли. Тяжело вообще что-либо осознавать, когда ты живешь одурманенный приторно-сладким комфортом новой беспечной жизни. Катрин и Михаел молча про себя считали, что не заслуживают друг друга. Каждый был слишком хорош в глазах партнера. Когда же Катрин стала больше уделять внимания себе: занятия в зале, ухоженность, новый парфюм, смена стиля; Михаель думал, что это все она делает для него. Такие изменения были обоюдными и лживыми. Катрин видела аналогичное и считала идентично. Никто из них не чувствовал, что взгляды друг друга обращённые куда-то за спину, сквозь любовь, куда-то в неизбежность бытовухи и искушения. Катрин считала, что кокетство – это обещание в соитии без гарантий. Этим она себя избавляла от угрызений совести, которые мало по малу умирали в ней. А бедный глупый Михаель тонул в своем идеале женщины, какой находил в каждой, но только не в Катрин. О чем говорить? Прочитав «Науку любви» Овидия, он для себя сделал свои мелкие выводы, и жил уроками одной книги одного человека. Легко представить, во что такого человека может превратить мнение общества… .Катрин всегда мечтала быть жертвой, «наказанной шлюхой», избитой до полусмерти изможденной брошенкой. Но это все она приберегла для других, а не для Михаеля. Многие думают, что слабость заключается в слабости слабого. Однако сила заключается в слабости слабого над слабостью сильного. Это борьба без правил, в которой всегда выигрывает слабый, ибо его сила в его манипулирующей слабости. Так они и ехали, вдвоем на машине, в центре Милана. Каждый смотрел в свою сторону, ухмылялся своей ухмылкой и витал в лике своего несчастья, походя на ряженых кукол…

                              ***

Очередное лето ушло или улетело или даже не существовало для меня. Скорее я прошёл сквозь лето, не заметив его. Жизнь "налегке" открылась для меня во всем своём прекрасном обличии. Я не хотел и не желал ничего, а просто получал удовольствие от того ничего, что меня окружало, и что являлось для меня всем, из чего я был сделан сам. Дерьмо внутри меня, которое я видел во внешнем мире, исчерпалось, и теперь мне стало все равно, в первую очередь на самого себя. Факт того, что я наблюдал течение искусства жизни, пробуждал во мне немыслимые потоки экзальтации, насыщенные эйфорией. Прошлое не имело уже никакого значения. А что это вообще такое, как не совокупность событий и обстоятельств, несущих определённую эмоциональную нагрузку, именуемую опытом? Впереди веяло дикой неизвестностью и неизбежностью новых событий и других обстоятельств, которые меня не волновали и так же не имели значения, как и прошлое. Всё, что меня привлекало – это момент "ежесекундного сейчас". То, что имеет истинный вес,аромат,музыку,поэму,картину,метаморфозы,любовь,суть,освобождённые от времени, ощущение реальности и необратимости этого процесса, плавно переходящего в прошлое, которое спустя время, не будет иметь никакого значения. Я впервые столкнулся со значимостью, наделенной всеми ощущениями и гранями чувств для начала перерождения. Я нашёл вселенскую пуповину, богатую необходимой для меня пищей. А все остальное для меня так и осталось нелепым вздором, вызывающим такой же нелепый смех сквозь грусть и скуку. Все, кем я был, расщепилось на самые маленькие составляющие, и разлетелись по всему миру. Я одновременно мог находиться в Лионе и в Сиднее, в Ньюкасле и Копенгагене, в небе под Солнцем и Луной и на дне Марианской впадины; среди звёзд и между строк рукописей Данте, в полотнах Босха и в меланхолии Достоевского, на американских горках Буковски, на дне его бутылки и в гашишном дыме; в утробе постоянных изменений и среди бесконечной пустоты, где нет ни света ни тьмы; где летает все то, что было до "сейчас" и будет после…

                        ***