Читаем Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание) полностью

Санчо говорилъ правду. Отдавъ съ ренегатомъ отчетъ вице-королю въ томъ, какъ они пріхали и вернулись, донъ-Грегоріо, движимый желаніемъ поскоре увидть Анну Феликсъ, побжалъ къ донъ-Антоніо. Замтимъ, что онъ ухалъ изъ Алжира въ женскомъ плать и въ лодк переодлся въ платье спасшагося съ нимъ плннаго христіанина, но въ какомъ бы плать ни явился онъ, ему нельзя было не симпатизировать всей душой; необыкновенный красавецъ — онъ казался юношей лтъ семнадцати, восемнадцати не боле. Рикотъ съ дочерью вышли встртить его: отецъ — тронутый до слезъ; дочь — съ очаровательной застнчивостью. Поражая всхъ чрезвычайной красотой своей, донъ-Грегоріо и Анна Феликсъ не обнялись; слишкомъ сильная любовь обыкновенно очень робка; за нихъ говорило само молчаніе ихъ; глаза влюбленныхъ были устами, высказывавшими и счастіе и непорочные ихъ помыслы. Ренегатъ разсказалъ, какъ освободилъ онъ донъ-Грегоріо изъ темницы, а донъ-Грегоріо въ немногихъ словахъ, съ искуствомъ, обнаруживавшимъ въ немъ развитіе не по лтамъ, разсказалъ свое ужасное положеніе среди приставленной къ нему женской стражи. Въ конц концовъ Рикотъ щедро вознаградилъ ренегата и христіанскихъ гребцовъ, привезшихъ донъ-Грегоріо. Ренегатъ возвратился въ лоно римско-католической церкви; и покаяніе и раскаяніе оживило и освятило этого отверженнаго недавно человка.

Черезъ два дня вице-король переговорилъ съ донъ-Антоніо на счетъ того, какъ-бы оставить въ Испаніи Рикота и Анну Феликсъ, находя что такой благородный отецъ и такая христіанка дочь не могли быть людьми опасными. Донъ-Антоніо взялся хлопотать объ этомъ при двор, куда его призывали другія дла, полагая, что подарками и протекціей можно преодолть тамъ много трудностей.

— Нтъ, нтъ, не помогутъ тамъ ни протекція, ни подарки, сказалъ присутствовавшій при этомъ Рикотъ. Предъ донъ-Бернардино Веласко, графомъ Салазаромъ, которому его величество поручилъ дло нашего изгнанія, безсильно все: слезы, моленія, подарки, общанія. Правда, онъ смягчаетъ правосудіе милосердіемъ, но видя растлніе нашего народа, думаетъ исцлить его скоре прижиганіемъ жгучимъ камнемъ, чмъ успокоительнымъ бальзамомъ. Съ благоразуміемъ, съ какимъ онъ исполняетъ свою должность, и съ ужасомъ, внушаемымъ имъ всмъ, онъ на своихъ могучихъ плечахъ вынесъ исполненіе этой мры; и вс наши уловки, вс обманы не могли усыпить этого зоркаго Аргуса, наблюдающаго вчно отрытыми глазами, чтобы никто не исчезъ у него изъ виду и не скрылся, какъ скрытый корень, готовый въ послдствіи пустить ростки и родить ядовитый плодъ на земл испанской, очищенной и успокоенной наконецъ отъ страха, постоянно внушаемаго ей нашимъ племенемъ. Смло ршеніе Филиппа III и рдко благоразуміе, побудившее его поручить исполненіе его воли донъ-Бернардино Веласко.

— Какъ бы тамъ ни было, сказалъ донъ-Антоніо, я употреблю вс усилія при двор, предоставивъ остальное вол небесъ. Донъ-Грегоріо отправится со мною утшать своихъ родителей въ печали, въ которую повергло ихъ его отсутствіе; Анна Феликсъ останется у моей жены или въ монастыр, и я увренъ, что его превосходительство вице-король дастъ убжище у себя Рикоту, пока не сдлаются извстны результаты моихъ хлопотъ.

Вице-король согласился на вс эти предложенія, но донъ-Грегоріо ни за что не хотлъ сначала покинуть Анну Феликсъ. Скоро однако желаніе увидть родныхъ и надежда, что ему удастся выхлопотать при двор разршеніе вернуться за своей невстой, побудили его согласиться на сдланное ему предложеніе. Анна Феликсъ осталась въ дом донъ-Антоніо, а Рикотъ во дворц вице-короля.

Черезъ два дня посл отъзда донъ-Антоніо, отправились изъ Барселоны Донъ-Кихотъ и Санчо; претерпнное Донъ-Кихотомъ паденіе не позволило ему отправиться ране. Дло не обошлось безъ вздоховъ, слезъ, обмороковъ и стенаній, когда донъ-Грегоріо подошелъ проститься съ Анной Феликсъ. Рикотъ предложилъ своему будущему зятю тысячу ефимковъ, но донъ-Грегоріо не взялъ ни одного, онъ занялъ пятсотъ ефимковъ у донъ-Антоніо, общая возвратить ихъ ему въ Мадрит. Наконецъ оба они ухали, а вслдъ за ними; какъ мы сказали, отправились Донъ-Кихотъ и Санчо: Донъ-Кихотъ безъ оружія, въ одежд путешественника; Санчо пшкомъ, взваливъ на осла своего Донъ-Кихотовскіе доспхи.

Глава LXVI

Покидая Барселону, Донъ-Кихотъ воскликнулъ, увидвъ мсто своего пораженія: «здсь была Троя! здсь мое малодушіе и моя несчастная звзда затмили мою прошедшую славу, здсь сыграла со мною злую шутку судьба и упало мое счастіе, чтобы никогда ужь не подняться.»

— Ваша милость, сказалъ ему Санчо, человку мужественному пристало быть такимъ же терпливымъ и твердымъ въ несчастіи, какъ радостнымъ въ счастіи. Я сужу по себ: если я чувствовалъ себя веселымъ, бывши губернаторомъ, то не горюю и теперь, очутившись пшимъ оруженосцемъ. Слышалъ я, что эта называемая нами судьба — баба причудливая, капризная, всегда хмльная и, въ добавокъ слпая; она не видитъ, что творитъ, и не знаетъ ни кого унижаетъ, ни кого возвышаетъ.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Театр
Театр

Тирсо де Молина принадлежит к драматургам так называемого «круга Лопе де Веги», но стоит в нем несколько особняком, предвосхищая некоторые более поздние тенденции в развитии испанской драмы, обретшие окончательную форму в творчестве П. Кальдерона. В частности, он стремится к созданию смысловой и сюжетной связи между основной и второстепенной интригой пьесы. Традиционно считается, что комедии Тирсо де Молины отличаются острым и смелым, особенно для монаха, юмором и сильными женскими образами. В разном ключе образ сильной женщины разрабатывается в пьесе «Антона Гарсия» («Antona Garcia», 1623), в комедиях «Мари-Эрнандес, галисийка» («Mari-Hernandez, la gallega», 1625) и «Благочестивая Марта» («Marta la piadosa», 1614), в библейской драме «Месть Фамари» («La venganza de Tamar», до 1614) и др.Первое русское издание собрания комедий Тирсо, в которое вошли:Осужденный за недостаток верыБлагочестивая МартаСевильский озорник, или Каменный гостьДон Хиль — Зеленые штаны

Тирсо де Молина

Драматургия / Комедия / Европейская старинная литература / Стихи и поэзия / Древние книги
Тиль Уленшпигель
Тиль Уленшпигель

Среди немецких народных книг XV–XVI вв. весьма заметное место занимают книги комического, нередко обличительно-комического характера. Далекие от рыцарского мифа и изысканного куртуазного романа, они вобрали в себя терпкие соки народной смеховой культуры, которая еще в середине века врывалась в сборники насмешливых шванков, наполняя их площадным весельем, шутовским острословием, шумом и гамом. Собственно, таким сборником залихватских шванков и была веселая книжка о Тиле Уленшпигеле и его озорных похождениях, оставившая глубокий след в европейской литературе ряда веков.Подобно доктору Фаусту, Тиль Уленшпигель не был вымышленной фигурой. Согласно преданию, он жил в Германии в XIV в. Как местную достопримечательность в XVI в. в Мёльне (Шлезвиг) показывали его надгробье с изображением совы и зеркала. Выходец из крестьянской семьи, Тиль был неугомонным бродягой, балагуром, пройдохой, озорным подмастерьем, не склонявшим головы перед власть имущими. Именно таким запомнился он простым людям, любившим рассказывать о его проделках и дерзких шутках. Со временем из этих рассказов сложился сборник веселых шванков, в дальнейшем пополнявшийся анекдотами, заимствованными из различных книжных и устных источников. Тиль Уленшпигель становился легендарной собирательной фигурой, подобно тому как на Востоке такой собирательной фигурой был Ходжа Насреддин.

литература Средневековая , Средневековая литература , Эмиль Эрих Кестнер

Зарубежная литература для детей / Европейская старинная литература / Древние книги