— Благодарю васъ, добрые люди, сказалъ Донъ-Кихотъ, но я не могу остановиться ни на минуту; — мрачныя мысли и грустныя событія заставляютъ меня показаться, быть можетъ, невжливымъ, но я долженъ оставить васъ. Съ послднимъ словомъ рыцарь пришпорилъ Россинанта и похалъ дальше, столько же удививъ крестьянъ своимъ страннымъ видомъ, сколько Санчо удивилъ ихъ своимъ мудрымъ ршеніемъ. По отъзд ихъ одинъ изъ крестьянъ воскликнулъ: «если таковъ слуга — каковъ же долженъ быть господинъ! Отправиться бы имъ въ Саламанку, и готовъ объ закладъ биться, они сразу сдлаются тамъ придворными алькадами. Все на свт трынъ трава, — только учись, да учись, имй немного счастія и когда наименьше думаешь, глядь, у тебя жезлъ въ рукахъ или митра на голов«.
Ночь эту господинъ и слуга провели среди чистаго поля, подъ яснымъ небомъ, и на другой день, продолжая путь, увидли шедшаго имъ на встрчу гонца съ котомкой за спиною, съ письмомъ и обдланной въ желзо палкой въ рукахъ. Увидвъ Донъ-Кихота, онъ ускорилъ шагъ, побжалъ рыцарю на встрчу и обнявъ правую ляжку его — выше онъ не могъ достать — радостно воскликнулъ: «о, господинъ Донъ-Кихотъ Ламанчскій, какъ обрадуется герцогъ господинъ мой когда узнаетъ, что вы возвращаетесь въ нему въ замокъ, онъ до сихъ поръ тамъ вмст съ герцогиней».
— Я васъ вовсе не знаю, отвтилъ ему удивленный Донъ-Кихотъ; скажите, это вы такой.
— Я Тозилосъ, лакей господина моего герцога, тотъ самый, который не пожелалъ сражаться съ вашей милостью изъ-за дочери доны Родригезъ.
— Боже Праведный! воскликнулъ Донъ-Кихотъ; возможное ли дло, вы тотъ самый человкъ, котораго враги мои волшебники преобразили въ лакея, чтобы отнять у меня славу побды?
— Полно, полно, ваша милость! отвтилъ Тозилосъ; какіе тамъ волшебники и перемны лицъ. Я въхалъ на арену такимъ же лакеемъ Тозилосомъ, какимъ съхалъ съ нее, пожелавши жениться безъ всякаго боя, потому что молодая двушка пришлась мн по вкусу. Къ несчастію, дло вышло на выворотъ. Чуть только ваша милость покинули замокъ, какъ господинъ герцогъ веллъ отсчитать мн сто палокъ за то, что я не исполнилъ приказаній, данныхъ имъ мн передъ битвой, и женидьба моя кончилась тмъ, что невста поступила уже въ монастырь, дона-Родригезъ ухала въ Кастилію, а я отправляюсь въ Барселону съ письмомъ отъ господина герцога къ вице-королю. Если вашей милости угодно хлебнуть чего нибудь крпительнаго, у меня есть бутыль стараго вина, съ нсколькими кусками троншанскаго сыру, которыя съумютъ возбудить жажду, если вамъ не хочется пить.
— Я — я принимаю ваше предложеніе, воскликнулъ Санчо, наливайте, господинъ Тозилосъ, безъ церемоній, полный стаканъ, на зло всмъ волшебникамъ великихъ Индій.
— Санчо, ты величайшій обжора и невжда на свт, сказалъ Донъ-Кихотъ, если до сихъ поръ не можешь вбить себ въ голову, что это очарованный, поддльный Тозилосъ. Оставайся же съ нимъ и набивай себ желудокъ, а я потихоньку поду впередъ и буду поджидать тебя.
Услышавъ это, Тозилосъ разразился смхомъ, потомъ досталъ мхъ съ виномъ, развязалъ свою котомку, вынулъ оттуда хлбъ и сыръ, услся съ Санчо на зеленой трав, и тамъ, въ мир и дружб, они съ такимъ апетитомъ уничтожили лежавшую передъ ними закуску, что облизали даже конвертъ съ письмомъ, потому только, что отъ него пахло сыромъ.
— Санчо, сказалъ Тозилосъ, господинъ твой долженъ быть совсмъ полуумный.
— Ничего онъ никому не долженъ, отвтилъ Санчо; за все платитъ онъ чистоганомъ, особенно если ему приходится расплачиваться безумствомъ, я не разъ говорилъ это ему самому; но, что станешь длать съ нимъ — особенно теперь, когда его просто хоть связать, посл того, какъ его побдилъ рыцарь серебряной луны.
Тозилосъ просилъ Санчо разсказать ему эту исторію, но Санчо отвтилъ, что ему нужно спшить, потому что его ожидаетъ Донъ-Кихотъ, и общалъ Тозилосу разсказать обо всемъ, если имъ придется встртиться въ другой разъ. Съ послднимъ словомъ онъ всталъ, встряхнулъ свой камзолъ, снялъ крошки, приставшія къ бород его, двинулъ впередъ осла, и, простившись съ Тозилосомъ, нагналъ своего господина, ожидавшаго его подъ тнью какого то дерева.
Глава LXVII
Если до пораженія своего Донъ-Кихотъ былъ неустанно обуреваемъ кучею мыслей, тмъ сильне онъ былъ обуреваемъ ими теперь. Онъ стоялъ, какъ мы сказали, въ древесной тни, и тамъ, какъ мухи медъ, осаждали его всевозможныя мысли; онъ думалъ то о разочарованіи Дульцинеи, то о жизни, которую станетъ вести онъ въ своемъ уединеніи. Пришедшій между тмъ Санчо разсказалъ ему о гостепріимств лакея Тозилоса.
— Санчо, воскликнулъ Донъ-Кихотъ, неужели же ты до сихъ поръ думаешь, что это настоящій лакей. Ужели ты забылъ Дульцинею, превращенную въ грубую крестьянку и рыцаря зеркалъ въ бакалавра Карраско? Вдь это все — дло преслдующихъ меня волшебниковъ. Но, спросилъ ли ты этого Тозилоса, что сталось съ Альтизидорой, оплакивала ли она мое отсутствіе, или же схоронила уже въ ндра забвенія влюбленныя мысли, волновавшія ее, когда я былъ въ замк?