Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)

Незнакомецъ придержалъ своего коня, глядя съ удивленіемъ на Донъ-Кихота, хавшаго съ обнаженной головой, потому что Санчо везъ шлемъ его, привязаннымъ, какъ чемоданъ, къ арчаку своего сдла. Но если незнакомецъ со вниманіемъ оглядывалъ Донъ-Кихота, то послдній еще внимательне осматривалъ съ ногъ до головы господина въ зеленомъ плащ, показавшемся ему человкомъ значительнымъ и весьма порядочнымъ. На видъ ему было около пятидесяти лтъ; въ волосахъ его пробивалась едва замтная просдь; орлиный носъ, полусмющійся, полустрогій взоръ, манеры, осанка, словомъ все показывало въ немъ человка очень порядочнаго. Незнакомецъ же, оглядывая Донъ-Кихота, думалъ только, что онъ никогда въ жизни не видлъ ничего подобнаго. Все удивляло его въ нашемъ рыцар: конь его, худощавость самаго всадника, его желтое лицо, видъ, оружіе, одежда, наконецъ вся эта фигура, подобной которой давно не было видно нигд. Донъ-Кихотъ замтилъ съ какимъ любопытствомъ смотритъ на него незнакомецъ, и въ его изумленіи прочелъ его желаніе. Изысканно вжливый и всегда готовый услужить каждому, рыцарь предупредилъ вопросъ незнакомца. «Я понимаю,» сказалъ онъ ему, «ваше удивленіе; все, что вы видите здсь, кажется вамъ, конечно, совершенно новымъ. Но изумленіе ваше исчезнетъ, когда я скажу вамъ, что я одинъ изъ тхъ рыцарей, которые ищутъ приключеній. Я покинулъ мой домъ, заложилъ имніе, простился на всегда съ покоемъ и отдалъ себя на произволъ судьбы. Пусть она ведетъ меня куда знаетъ. Я вознамрился воскресить угасшее странствующее рыцарство, и вотъ съ давнихъ поръ, спотыкаясь на одномъ мст, падая въ другомъ, подымаясь въ третьемъ, и преслдуя свои цли, являясь помощникомъ вдовъ, заступникомъ двъ, покровителемъ сирыхъ и угнетенныхъ, словомъ, исполняя обязанности истиннаго странствующаго рыцаря. И, благодаря христіанскимъ, многимъ и славнымъ дламъ моимъ, я удостоился печатно пріобрсти всесвтную извстность. Тридцать тысячъ томовъ моей исторіи уже отпечатаны, и какъ кажется, ее отпечатаютъ еще по тридцати тысячъ томовъ тридцать тысячъ разъ, если только это будетъ угодно Богу. Но, чтобы ограничиться немногими словами, или даже однимъ словомъ, я скажу вамъ, что я странствующій рыцарь Донъ-Кихотъ Ламанчскій, извстный подъ именемъ рыцаря печальнаго образа. Хотя я знаю, что похвалы самому себ говорятъ часто не въ нашу пользу, тмъ не мене не отказываюсь отъ нихъ, когда не нахожу вокругъ себя никого, кто бы могъ говорить за меня. И такъ, милостивый государь, ни этотъ конь, ни это копье, ни этотъ оруженосецъ, ни все это оружіе, ни блдность лица, ни худоба моего тла отнын, вроятно, не станутъ боле удивлять васъ, потому что вы узнали, кто я и что я.» Донъ-Кихотъ замолчалъ и растерявшійся слушатель его долго не могъ придумать, что отвтить ему? Пришедши наконецъ въ себя, онъ сказалъ рыцарю: «вы совершенно угадали причину моего удивленія, но только далеко не разсяли его вашими словами; напротивъ того, узнавши, это вы такой, я право удивился несравненно больше, чмъ прежде. Возможное ли дло — встртить теперь странствующаго рыцаря или напечатать рыцарскую книгу? Я, по крайней мр, ршительно не могъ бы представить себ въ наше время никакого покровителя вдовъ, заступника двъ, помощника угнетенныхъ и сирыхъ, и ни за что не поврилъ бы существованію подобнаго человка, еслибъ не встртился съ вами лично. И дай Богъ, чтобы эта исторія, какъ вы говорите, уже напечатанная, вашихъ столько же великихъ, сколько истинныхъ длъ, похоронила на вки самую память о безчисленныхъ подвигахъ разныхъ лжерыцарей, которыми нкогда полонъ былъ міръ, въ ущербъ истинно благороднымъ дламъ и истиннымъ исторіямъ.

— Ну, объ этомъ еще можно поспорить: истинны или ложны исторіи странствующихъ рыцарей? отвтилъ Донъ-Кихотъ.

— Какъ! неужели же кто нибудь можетъ усумнится въ ихъ лживости? воскликнулъ незнакомецъ.

— По крайней мр я сомнваюсь, и даже очень сильно, отвтилъ рыцарь. Но, пока довольно объ этомъ. Если мы не скоро разъдемся, то я надюсь, при помощи Божіей, убдить васъ, что вы, быть можетъ, поступили нсколько опрометчиво, повривъ слухамъ о лживости рыцарскихъ исторій.

Услышавъ это, незнакомецъ въ зеленомъ плать серьезно подумалъ: не рехнулся ли его собесдникъ, и ожидалъ только, чтобы время разсяло или оправдало его подозрніе; но прежде, чмъ онъ усплъ перемнить разговоръ, Донъ-Кихотъ спросилъ незнакомца, въ свою очередь, кто онъ такой? ссылаясь на то, что самъ онъ разсказалъ о себ совершенно все.