Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)

Донъ-Діего не прочь былъ воспротивиться силою, но оружіе его далеко уступало оружію Донъ-Кихота; къ тому же онъ находилъ не совсмъ благоразумнымъ сражаться съ полуумнымъ, какимъ онъ считалъ теперь Донъ-Кихота вполн. Поэтому, когда рыцарь обратися опять съ угрозами къ возниц и другому человку, приставленному смотрть за львами, Донъ-Діего счелъ за лучшее пришпорить свою кобылу и удалиться куда-нибудь прежде, чмъ львовъ выпустятъ на волю. За нимъ послдовали возница и Санчо. Послдній оплакивалъ заране погибель своего господина, вполн увренный, что ужъ львы не поцеремонятся съ нимъ и не выпустятъ его живымъ изъ своихъ страшныхъ лапъ. Онъ проклиналъ судьбу свою, проклиналъ часъ, въ который пришла ему мысль вступить въ услуженіе къ Донъ-Кихоту, но, проклиная и рыдая, не забывалъ пришпоривать своего осла, чтобы поскоре убраться куда-нибудь подальше отъ львовъ.

Когда посланный со львани увидлъ, что бглецы наши уже далеко, онъ еще разъ попытался было утоворить и отклонить Донъ-Кихота отъ его намренія.

— Я слышу и понимаю васъ, сказалъ Донъ-Кихотъ, но довольно увщаній: мы напрасно только теряемъ время; прошу васъ, приступите поскоре въ длу.

Пока отпирали первую клтку, Донъ-Кихотъ подумалъ, не лучше ли будетъ сразиться теперь пшимъ, и нашелъ, что дйствительно лучше, такъ какъ Россинантъ могъ очень легко испугаться львовъ. Въ ту же минуту онъ спрыгнулъ съ коня, кинулъ копье, прикрылся щитомъ, обнажилъ мечь и твердымъ, увреннымъ шагомъ, полный дивнаго мужества, подошелъ къ телг, поручая душу свою Богу и Дульцине.

На этомъ мст пораженный историкъ останавливается и восклицаетъ: «О, храбрый изъ храбрыхъ и мужественный изъ мужественныхъ, безстрашный рыцарь Донъ-Кихотъ Ламанчскій! О, зеркало, въ которое могутъ смотрться вс герои міра! О, новый нашъ Мануель Понседе Леонъ, эта закатившаяся слава и гордость испанскихъ рыцарей, воскресшая въ лиц твоемъ! Какими словами разскажу я этотъ ужасный, безпримрный въ исторіи подвигъ твой? Какими доводами уврю я грядущія поколнія въ его непреложной истин? Какими похвалами осыплю тебя? И найду ли я, преславный рыцарь, хвалу тебя достойную! для достойнаго прославленія тебя ничто — сама гипербола. Пшій, одинъ, вооруженный только мечомъ, и то не съ славнымъ клинкомъ щенка[6], и не особенно хорошимъ щитомъ, ты безстрашно ожидаешь битвы съ двумя величайшими львами африканскихъ степей! Да восхвалятъ тебя сами подвиги твои, да говорятъ они за меня, ибо не достаетъ мн словъ достойно тебя возвеличить»! Этимъ историкъ заканчиваетъ свое восклицаніе и продолжая разсказъ свой говоритъ: Когда приставленный смотрть за львами человкъ увидлъ, что Донъ-Кихотъ стоитъ уже, готовый въ битв, и что, волей неволей, нужно приступить въ длу, дабы не подвергнуться гнву смлаго рыцаря, онъ отворилъ, наконецъ, об половины клтки, и тутъ взорамъ Донъ-Кихота представился левъ ужасной величины и еще боле ужаснаго вида. Въ растворенной клтк онъ повернулся впередъ и назадъ, разлегся во весь ростъ, вытянулъ лапы и выпустилъ когти; спустя немного раскрылъ пасть, слегка звнулъ и вытянувъ фута на два языкъ, облизалъ себ глаза и лицо, потомъ высунулъ изъ клтки голову и обвелъ кругомъ своими горящими, какъ уголь, глазами, при вид которыхъ застыла бы кровь въ сердц самого мужества, но только не Донъ-Кихота, съ невозмутимымъ спокойствіемъ наблюдавшаго вс движенія звря, сгарая желаніемъ, чтобы левъ выпрыгнулъ изъ клтки и кинулся на него. Рыцарь только этого и ждалъ, надясь въ ту же минуту искрошить въ куски ужаснаго льва; до такой степени доходило его героическое, невообразимое безуміе. Но великодушный левъ, боле снисходительный, чмъ яростный, не обращая вниманія на людскія шалости, поглядвъ на право и на лво, повернулся задомъ въ Донъ-Кихоту и съ изумительнымъ хладнокровіемъ разлегся по прежнему. Донъ-Кихотъ веллъ тогда сторожу бить его палкой, чтобы насильно заставить разсвирепвшаго льва выйти изъ клтки.

— Ну ужъ какъ вамъ угодно, отвчалъ сторожъ, а только я этого не сдлаю, потому что первому поплатиться придется мн самому. Господинъ рыцарь! удовольствуйтесь тмъ, что вы сдлали; для вашей славы этого вполн довольно, не искушайте же во второй разъ судьбы. Клтка льва, какъ вы видите, отворена; ему вольно выходить, вольно оставаться въ ней; и если онъ по сю пору не вышелъ, то не выйдетъ и до завтра. Но вы, господинъ рыцарь, торжественно выказали все величіе вашей души, и никто не обязанъ для своего врага сдлать больше, чмъ сдлали вы. Вы вызвали его на бой и съ оружіемъ въ рукахъ ожидали въ открытомъ пол. Если врагъ отказывается отъ битвы, безславіе падетъ на его голову, и побдный внокъ увнчаетъ того, кто вооруженный ожидалъ боя и врага.