Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)

«Въ случа, если его величество пожелаетъ узнать», сказалъ Донъ-Кихотъ, «кто именно совершилъ этотъ подвигъ, скажи — рыцарь львовъ, потому что и перемняю теперь свое прежнее названіе рыцаря печальнаго образа на рыцаря львовъ. Въ этомъ я слдую только примру прежнихъ странствующихъ рыцарей, мнявшихъ свои названія, когда они хотли или видли въ томъ свои выгоды». При послднемъ слов рыцаря повозка похала своей дорогой, а Донъ-Кихотъ, Санчо и господинъ въ зеленомъ камзол похали своей. Впродолженіе всего этого времени донъ Діего де Мирандо не проговорилъ ни слова, такъ внимательно слдилъ онъ за словами и поступками нашего героя, который казался ему человкомъ умнымъ съ примсью полуумнаго и полуумнымъ съ примсью умнаго. Онъ не прочелъ первой части его исторіи, иначе его, конечно, не удивили бы ни дйствія, ни слова Донъ-Кихота, такъ какъ онъ зналъ бы на чемъ помшанъ этотъ рыцарь. Но, встрчая въ первый разъ, донъ-Діего принималъ его то за полуумнаго, то за мудреца, ибо все, что говорилъ Донъ-Кихотъ было умно, изящно, свободно, хорошо изложено; все же, что длалъ онъ — странно, смло и безумно. Донъ-Діего невольно думалъ: «не постигаю, можно ли сдлать что-нибудь боле безумное, какъ надть на голову шлемъ съ творогомъ и вообразить, будто волшебники размягчили его мозгъ? Какая смлость и какое невообразимое безуміе захотть сразиться со львами». Донъ-Кихотъ вывелъ его изъ этой задумчивости: «готовъ пари держать», сказалъ онъ Діего, «что вы считаете меня полуумнымъ, и, правду сказать, я нисколько этому не удивлюсь; мои дйствія могутъ дйствительно навести на подобную мысль. Тмъ не мене, позвольте убдить васъ, что я, слава Богу, не такой полуумный, какъ это, быть можетъ, кажется вамъ. Милостивый государь!» продолжалъ онъ, «кому, какъ не блистательному придворному рыцарю пронзить копьемъ быка на дворцовой площади, въ присутствіи короля? Кому, какъ не придворному рыцарю, покрытому сіяющимъ оружіемъ, подвизаться на великолпныхъ турнирахъ, въ глазахъ придворныхъ дамъ? Кому, наконецъ, какъ не придворнымъ рыцарямъ увеселять дворы своихъ монарховъ разнородными воинскими играми? Но кому, какъ не странствующему рыцарю объзжать пустыни, большія дороги, лса и горы, отыскивая повсюду опасныя приключенія съ желаніемъ привести ихъ въ счастливому концу; длая все это единственно изъ стремленія достигнуть неумирающей славы. Кому, какъ не странствующему рыцарю благодтельствовать какой-нибудь вдов въ необитаемой пустын? Это также идетъ ему, какъ придворному рыцарю очаровывать свтскихъ двушекъ. Но кром всего этого, каждый странствующій рыцарь указываетъ себ еще какую-нибудь исключительную цль. Придворный рыцарь пусть служитъ дамамъ, пусть украшаетъ дворъ своего монарха, пусть награждаетъ бдныхъ дворянъ своей свиты, пусть красуется на турнирахъ, дерется на поединкахъ, будетъ благолпенъ, щедръ и благороденъ, въ особенности пусть будетъ хорошій христіанинъ, и онъ какъ слдуетъ выполнитъ свое назначеніе. Но странствующій рыцарь пусть переносится на послднія грани міра, проникаетъ въ непроницаемые лабиринты, преодолваетъ на каждомъ шагу невозможность, пусть въ пустын безропотно выноситъ лтомъ жгучее солнце и зимою втры, вьюги и стужу. Пусть не устрашается львовъ, не содрогается, встрчаясь лицомъ въ лицу съ вампирами, пусть поражаетъ одно, разрушаетъ другое и побждаетъ все вмст; вотъ въ чемъ состоитъ призваніе истиннаго странствующаго рыцаря. И такъ какъ Богъ судилъ мн самому быть рыцаремъ, поэтому согласитесь, милостивый государь, что не могу же я отказываться отъ длъ, въ которыхъ должно проявляться мое земное назначеніе. Остановить львовъ и сразиться съ ними, это былъ прямой мой долгъ, хотя я и сознавалъ вою безграничную смлость подобнаго предпріятія, понимая очень хорошо: что такое истинное мужество. Это я вамъ скажу — добродтель, поставленная между двумя порочными крайностями: малодушіемъ и дерзостью. Но только человку истинно мужественному боле пристало приближаться ко второй крайности, нежели къ первой; лучше казаться нсколько дерзкимъ, чмъ немного малодушнымъ. Моту легче сдлаться благоразумно*щедрымъ, чмъ скупцу; точно также дерзкому легче сдлаться благоразумно-мужественнымъ, чмъ трусу. Что же касается приключеній, то врьте мн, донъ-Діего, отступающій всегда терпитъ боле наступающаго; къ тому же слова: этотъ рыцарь мужественъ и дерзокъ — звучатъ въ ушахъ нашихъ какъ то пріятне словъ: этотъ рыцарь остороженъ и нершителенъ».

— Вы совершенно правы во всемъ, отвчалъ донъ-Діего; и я убдился теперь вполн, что хотя законы и обычаи рыцарства уже умерли на свт, но въ вашемъ сердц они живутъ еще, какъ въ живомъ архив ихъ. Но поторопимся, однако, въ мой сельскій пріютъ, потому что ужъ не рано. Тамъ, рыцарь, вы отдохнете отъ недавнихъ трудовъ, которые если не утомили вашего тла, то, быть можетъ, нсколько утомили духъ вашъ, требующій также отдохновенія.

— Считаю за честь для себя ваше приглашеніе и душевно благодарю за него, отвчалъ Донъ-Кихотъ.