Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)

— Чтобы не походить на тхъ поэтовъ, отвчалъ донъ-Лорензо, которые отказываются читать стихи свои, когда ихъ просятъ, и читаютъ, когда ихъ никто объ этомъ не проситъ, я исполню вашу просьбу и прочту вамъ мое стихотвореніе, за которое я, впрочемъ, не жду никакой награды, потому что въ этомъ труд я вижу не боле, какъ умственное упражненіе.

— Одинъ изъ моихъ друзей, сказалъ Донъ-Кихотъ, человкъ не глупый, былъ того мннія, что не слдуетъ писать стиховъ на заданную тему, такъ какъ они всегда удаляются отъ предмета и мысли напередъ составленнаго предложенія; къ тому же правила, существующія у насъ для подобнаго рода сочиненій, весьма строги. Въ стихахъ этихъ не допускается напримръ словъ: говоритъ ли онъ, или скажу ль, не допускается категорическихъ выраженій и ставится авторамъ много другихъ препонъ, какъ это очень хорошо извстно вамъ.

— Откровенно говоря, сказалъ Лорензо, я бы хотлъ указать вамъ на какую нибудь ошибку, утверждаемую и повторяемую вами, но не могу, потому что вы ускользаете изъ рукъ моихъ, какъ змя.

— Тоже говоря откровенно, отвтилъ Донъ-Кихотъ, я не понимаю, что вы хотите выразить этими словами, что я ускользаю изъ вашихъ рукъ, какъ змя.

— Надюсь, вы скоро поймете меня, сказалъ Лорензо, а теперь не угодно ли вамъ прослушать мои стихи на тесу. Вотъ тема:

Когда бъ можно что было возродиться,
И мн въ одномъ грядущемъ бы не жить,
Иль еслибъ будущность могла раскрыться
Того, что должно посл наступить.

Стихотвореніе.

И счастіе мое прошло, какъ все за свт
Проходитъ. И судьба меня съ тхъ поръ
Не осыпала благами своими
Ни щедрой, ни воздержною рукой.
У

ногъ своихъ ужъ нсколько столтій,Ты распростертымъ зришь меня судьба!
О, возврати къ мн счастіе былое;
И съ жизнью могъ еще бъ я примириться
Когда бъ могло, что было возродиться.
Ни славы, ни тріумфовъ, ни побдъ,
Ни пальмъ иныхъ я въ жизни не ищу,
Какъ только счастья моего былого;
Мой бичъ — о немъ воспоминанье.
Фортуна! возврати къ ты мн его,
Чтобъ этотъ тайный пламень потушить
И мн въ одномъ грядущемъ бы не жить.
Но что жъ? я невозможнаго прошу.
Какъ можетъ то, что было возродиться?
Какой наукой — время возвратить?
Оно летитъ, идетъ — все безвозвратно,
И странно было бы вообразить,
Чтобы грядущее могло въ прошедшемъ скрыться,
Иль чтобы будущность могла раскрыться.
Не лучше ль умереть и горе въ гроб
Похоронить, чмъ жить въ волненьи вчномъ,
Колеблясь между страхомъ и надеждой.
И кажется порой — всего врне
Покончить разомъ, но иная мысль,
Мысль лучшая рождается въ ум,
И заставляетъ въ этомъ мір жить
Тмъ, что она мн не даетъ забыть
Того, что должно посл наступить.

Когда донъ-Лорензо окончилъ чтеніе своихъ стиховъ, Донъ-Кихотъ всталъ со стула, и взявъ его за руку воскликнулъ, или врне, почти закричалъ: «клянусь небомъ и всмъ его величіемъ, великодушный юноша, вы лучшій поэтъ въ мір и достойны быть увнчаны лаврами не только Кипромъ или Гаэтой, какъ сказалъ одинъ поэтъ, надъ которымъ да сжалится Богъ, но афинской академіей, еслибъ только она существовала теперь, и нашими ныншними академіями Парижской, Болонской и Саламанкской. И да пронзитъ Господь стрлами Апполона тхъ судій, которые откажутъ вамъ въ первомъ приз; да никогда музы не переступятъ порога ихъ жилищъ. Будьте такъ добры: прочитайте мн еще какіе-нибудь стихи ваши, потому что я желалъ бы полюбоваться, такъ сказать, со всхъ сторонъ вашимъ поэтическимъ геніемъ.

Нужно ли говорить, какъ восхитила донъ-Лорензо эта похвала рыцаря, не смотря на то, что онъ считалъ его полуумнымъ. О, всемогущая лесть! какъ безгранично твое царство, какъ сладостны твои слова! Донъ-Лорензо подтвердилъ эту правду, согласившись прочитать Донъ-Кихоту другое стихотвореніе свое: Пирамъ и Тизба.