Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)

— Да и не нужно теб никакихъ другихъ, добавилъ Донъ-Кихотъ. Одного только я не понимаю: начало премудрости есть, какъ извстно, страхъ Божій, между тмъ ты боишься ящерицы больше чмъ Бога, и однако, по временамъ тоже мудрствуешь.

— Судите лучше о вашемъ рыцарств, отвчалъ Санчо, и не повряйте вы чужихъ страховъ, потому что я также боюсь Бога, какъ любое дитя въ нашемъ приход. Не мшайте мн опорожнить эту кострюлю; право лучше заниматься дломъ, чмъ попусту молоть языкомъ и бросать на втеръ слова, за которыя у насъ потребуютъ отчета на томъ свт. Сказавши это, онъ принялся опоражнивать свою кострюлю съ такимъ аппетитомъ, что соблазнилъ даже Донъ-Кихота, который, вроятно, помогъ бы своему оруженосцу покончить съ его курами и гусями, если-бы не помшало то, что разскажется въ слдующей глав.

Глава XXI

Едва лишь Донъ-Кихотъ и Санчо окончили вышеприведенный разговоръ, какъ послышались шумные голоса крестьянъ, поскакавшихъ рысью на коняхъ своихъ встртить заздравными кликами жениха и невсту, которые приближались въ праздничныхъ нарядахъ къ мсту церемоніи, въ сопровожденіи священника, музыкантовъ и родныхъ съ той и другой стороны.

Завидвъ невсту, Санчо воскликнулъ: «клянусь Богомъ, она разряжена не по деревенски, а словно придворная, кои въ бархат, руки въ перстняхъ, серьги коралловыя, бахрома шелковая; и, помину тутъ нтъ о нашей зеленой куенской сарж, обшитой блой тесьмой. Провались я на этомъ мст, если это не золотые перстни, если это не чистая золотая нитка, на которой нанизанъ жемчугъ, блый, какъ молоко. О, пресвятая Богородице! да каждая этакая жемчужина стоитъ глаза; а волосы то какіе, если они только не накладные, то въ жизнь мою я не видлъ такихъ длинныхъ и свтлыхъ; а талія, а поступь, ну право идетъ она, со всми этими жемчугами, висящими у нее на ше и на волосахъ, словно осыпанная финиками пальма. Клянусь Создателемъ, ее хотя на выставку во Фландрію отправляй».