Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)

Донъ-Кихотъ улыбнулся грубымъ похваламъ Санчо, но въ душ сознавался, что если не считать Дульцинеи, то и самъ онъ никогда не видлъ боле прекрасной женщины. Невста была немного блдна и казалась усталой, безъ сомннія отъ дурно проведенной передъ свадьбою ночи, которую проводятъ тревожно почти вс невсты. Молодые тихо приближались къ покрытой коврами и зеленью эстрад, на которой должно было происходить внчаніе, и съ которой они могли смотрть потомъ на представленіе и танцы. Но въ ту минуту, когда они готовились ступить на приготовленное для нихъ мсто, сзади ихъ кто то закричалъ: «погодите, погодите, не торопитесь такъ, неблагоразумные люди!.» Удивленные этимъ возгласомъ хозяева и гости обернулись назадъ и увидли какого то человка въ черномъ, широкомъ плащ, обшитомъ тесьмою огненнаго цвта. Голова его была покрыта кипариснымъ погребальнымъ внкомъ, въ рукахъ онъ держалъ огромную палку. Когда онъ приблизился къ эстрад, въ немъ узнали красавца Василія, и вс стали бояться, чтобы появленіе его въ такую минуту не ознаменовалось какимъ-нибудь горестнымъ событіемъ, ожидая съ тайной тревогой объясненія его загадочныхъ словъ. Весь запыхавшись, съ трудомъ переводя духъ, подошелъ Василій въ эстрад, и воткнувъ въ землю палку свою съ плотнымъ стальнымъ наконечникомъ, дрожащій и блдный, онъ остановился противъ Китеріи и, устремивъ на нее глаза, сказалъ ей глухимъ прерывистымъ голосомъ: «неблагодарная! ты знаешь, что по уставу святой нашей церкви, ты не можешь выйти замужъ, пока я живъ. Ты знаешь, что ожидая отъ времени и труда улучшенія моего состоянія, я до сихъ поръ не позволилъ себ ничего, что могло оскорбить твою честь. Но ты, попирая ногами свои клятвы, отдаешь въ эту минуту другому то, что принадлежитъ мн и продаешь мое счастіе. Пускай же тотъ, у кого хватило денегъ купить его, увидитъ себя на верху купленнаго имъ блаженства, пускай онъ наслаждается имъ не потому, чтобы онъ стоилъ того, но потому, что такова воля небесъ; я ему желаю счастія и самъ разрушу преграду, поставленную между нимъ и Китеріей! преграда — эта — я, и я уничтожу себя. Да здравствуетъ же Камашъ богатый, да здравствуетъ неблагодарная Китерія, многая имъ лта и пропадай горемыка Василій, которому бдность обрзала крылья счастія и вырыла могилу.» Съ послднимъ словомъ онъ раздлилъ на дв половины свою палку, вынулъ изъ нее какъ изъ ноженъ, короткую шпагу и, воткнувъ въ землю рукоятку, стремительно опрокинулся грудью на остріе; секунду спустя, окровавленный кусовъ желза высунулся изъ плечъ его, и несчастный, обагренный собственной кровью, повалился на землю, проколотый насквозь. Тронутые и пораженные этимъ ужаснымъ событіемъ, друзья его кинулись въ нему на помощь. Донъ-Кихотъ, соскочивъ съ Россинанта, прибжалъ въ числ первыхъ и взявъ Василія въ руки, нашелъ, что онъ еще дышитъ. Изъ груди его хотли тотчасъ же вынуть оружіе, но священникъ воспротивился этому, желая сначала исповдать его, и опасаясь, чтобы онъ не испустилъ духъ въ минуту, когда оружіе будетъ вынуто изъ его тла. Пришедши немного въ себя, Василій проговорилъ слабымъ, угасающимъ голосомъ: «еслибъ ты ршилась отдать мн, жестокая Китерія, въ эту ужасную минуту, свою руку, то я благословилъ бы мою смлость, потому что сталъ бы твоимъ.» Услышавъ это, священникъ просилъ его забыть теперь земныя дла, а позаботиться о душ и попросить у Господа отпущенія грховъ своихъ, особенно послдняго. Но Василій ни за что не соглашался исповдаться, если Китерія не согласится сію же минуту обвнчаться съ нимъ, утверждая, что только эта жертва любимой имъ женщины подастъ ему передъ кончиной силы собраться съ памятью и исполнить послдній земной долгъ. Донъ-Кихотъ находилъ просьбу эту какъ нельзя боле справедливою и притомъ весьма легко исполнимой, потому что Камашу было ршительно все равно, жениться ли черезъ минуту на вдов самоотверженнаго Василія, или на незамужней двушк. «Здсь все кончится,» говорилъ онъ, «однимъ да! потому что брачное ложе Василія приготовлено въ гробу». Смущенный Камашъ не зналъ на что ршиться. Но друзья Василія такъ настоятельно упрашивали его позволить Китеріи обвнчаться съ ихъ умирающимъ другомъ и не дать душ его покинуть безъ покаянія тла, что Камашъ согласился исполнить ихъ просьбу, — это впрочемъ значило для него только обвнчаться часомъ позже — если согласится Китерія. Въ туже минуту вс принялись упрашивать Китерію, кто со слезами, это словомъ горячаго убжденія, обвнчаться съ бднымъ Василіемъ. Но бездушная, какъ мраморъ, неподвижная, какъ статуя, Китерія не произнесла ни слова, и вроятно ничего бы не отвтила, еслибъ священникъ настойчиво не потребовалъ отъ нее отвта, говоря, что еще минута и душа Василія отлетитъ отъ тла его, поэтому раздумывать и колебаться теперь нельзя. Пораженная и грустная Китерія, молча приблизилась къ Василію, который умирающими устами шепталъ ея имя, готовый, повидимому, какъ нераскаянный гршникъ, перейти въ иной міръ. Опустившись передъ нимъ на колни, Китерія попросила знаками жениха своего подать ей руку. Василій открылъ потухавшіе глаза свои и пристально глядя на нее проговорилъ: «Китерія, приходящая утшать меня въ ту минуту, когда твоя нжность должна нанести мн послдній ударъ, потому что у меня не достанетъ силъ перенести эту предсмертную радость, которую мн суждено узнать. Ты соглашаешься сдлаться моей женой, но это не въ силахъ ужъ остановитъ страданій, покрывающихъ глаза мои смертными тнями. О, роковая звзда моя, Китерія! не обмани меня еще разъ. Не отдавай мн руки твоей и не требуй моей только изъ состраданія. Скажи громогласно, что ты добровольно становишься моей женой. Не хорошо было бы, въ такую минуту, обмануть того, кто до конца жизни пребылъ врнымъ теб.» Говоря это, Василій чуть не посл каждаго слова лишался чувствъ, и вс боялись, какъ бы въ одномъ изъ этихъ обмороковъ онъ не отошелъ. Съ опущенными глазами, смущеннаа Китерія, взявъ за руку Василія, тихо отвтила ему: «никакое насиліе не могло бы склонить моей воли. Никмъ не принуждаемая я отдаю теб мою руку и принимаю твою; я вижу, что любя меня, ты отдаешь мн ее въ полной памяти, не омраченной смертнымъ ударомъ, которымъ ты задумалъ пресчь свою жизнь въ минуту безумнаго отчаянія».