Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)

— Умоляю васъ, господинъ Донъ-Кихотъ, сказалъ съ своей стороны двоюродный братъ; осмотрите все въ этой пещер ста глазами; можетъ быть тамъ найдется что-нибудь пригодное для моей книги, трактующей о превращеніяхъ.

— Будьте покойны, отвчалъ Санчо; вы знаетъ пословицу: дло мастера боится.

— Господа, какъ мы однако недальновидны, сказалъ Донъ-Кихотъ, когда его уже обвязали веревками поверхъ его камзола. Намъ слдовало запастись колокольчикомъ; мы привязали бы его къ веревк, и я извщалъ бы васъ звонкомъ о томъ, что я живъ и продолжаю опускаться въ пещеру; но дло сдлано, и намъ остается только поручить себя Богу. Съ послднимъ словомъ онъ кинулся на колнки тихо прочелъ короткую молитву, испрашивая у Господа помощи въ этомъ опасномъ и совершенно новомъ приключеніи, посл чего громко воскликнулъ: «владычица мыслей моихъ, несравненная Дульцинея Тобозская! если дойдетъ до тебя моя молитва, заклинаю тебя твоей несравненной красотой, услышь меня и не откажи въ твоей помощи, въ которой я такъ нуждаюсь теперь. Я намренъ опуститься въ раскрывающуюся предъ взорами моими бездну, единственно за тмъ, дабы міръ узналъ, что для того, въ кому ты благоволишь, не существуетъ никакого предпріятія, въ которое онъ не могъ бы вдаться и привести въ счастливому концу».

Говоря это, онъ приблизился къ отверстію пещеры, но прямо войти въ нее было ршительно невозможно, а нужно было пробиться, и рыцарь принялся разскать мечомъ на право и на лво втви хворостника, закрывавшія входъ въ пещеру. Произведенный этими ударами шумъ встревожилъ множество воронъ и вороновъ, вылетвшихъ такъ стремительно и въ такомъ огромномъ количеств изъ хворостнику, что они опрокинули Донъ-Кихота, и еслибъ рыцарь врилъ въ предзнаменованія также твердо, какъ въ догматы римско-католичесвой религіи, то счелъ бы это дурнымъ знакомъ и не ршился бы опуститься въ ужасное подземелье. Поднявшись на ноги и вида, что изъ пещеры не вылетаетъ боле ни вороновъ, ни летучихъ мышей, ни другихъ ночныхъ птицъ, онъ попросилъ Санчо и двоюроднаго брата тихо опускать его на веревкахъ въ пещеру. Когда рыцарь исчезъ изъ глазъ своихъ спутниковъ, Санчо послалъ ему свое благословеніе, сопровождая его крестнымъ знаменіемъ.

— Да ведетъ тебя Богъ, Подобно Скал французской и Троиц Гаетовой [9], сказалъ онъ, слава и цвтъ странствующаго рыцарства. Иди, всемірный воитель, стальное сердце, желзная рука! Да ведетъ тебя Богъ и возвратитъ здравымъ въ свту этой жизни, отъ которой ты отказался, чтобы погрести себя въ подземной темнот«. Двоюродный братъ проводилъ рыцаря почти тми же словами.

Донъ-Кихотъ продолжалъ между тмъ требовать, чтобы канатъ опускали ниже и ниже. Но когда крики его, выходившіе изъ отверстія пещеры, какъ изъ трубы, стали неслышны, Санчо и двоюродный братъ перестали спускать канатъ и хотли было начать подымать рыцаря вверхъ; но обождали еще съ полчаса и тогда только стали подымать канатъ, который подавался удивительно легко, какъ будто на конц его не было никакого груза, что заставило ихъ думать, не остался ли Донъ-Кихотъ въ пещер. При этой мысли Санчо горько зарыдалъ и быстро потянулъ въ себ ванатъ, чтобы поскоре убдиться въ истин своего предположенія. Но когда спутники Донъ-Кихота вытянули ужъ саженей восемьдесятъ, тогда только почувствовали тяжесть, чему они невыразимо обрадовались; наконецъ на разстояніи десяти саженей они явственно увидли самого Донъ-Кихота. Не помня себя отъ радости, Санчо закричалъ ему: «милости просимъ, милости просимъ, пожалуйте, добрый мой господинъ; мы было ужъ думали, что вы остались въ этой пещер«. Донъ-Кихотъ не отвчалъ ни слова, и когда его совсмъ уже вытащили за свтъ, тогда только увидли, что у него закрыты глаза и онъ спитъ. Его положили на землю и развязали веревки, но рыцарь все спалъ. Санчо и двоюродный братъ принялись тогда ворочать, трясти его и достигли наконецъ того, что разбудили Донъ-Кихота, хотя и не скоро. Протягивая свои члены, какъ человкъ, пробужденный отъ глубока. го. сна, рыцарь смотрлъ сначала съ удивленіемъ по сторонамъ и черезъ нсколько времени воскликнулъ: «друзья мои! вы оторвали меня отъ такого чудеснаго зрлища, какое не радовало взоровъ еще ни одного смертнаго. Теперь я вижу, что земныя радости проходятъ, какъ тни, или сонъ, и увядаютъ, какъ полевые цвты. О, несчастный Монтезиносъ! О, израненный Дюрандартъ! О, злополучная Белерма! О, рыдающій Гвадіана! и вы, злосчастныя дщери Руидеры, показывающія въ вашихъ обильныхъ водахъ — слезы, проливаемыя вашими прекрасными глазами!»

Двоюродный братъ и Санчо съ большимъ вниманіемъ слушали Донъ-Кихота, который какъ будто съ неимоврными болями выжималъ слова изъ своихъ внутренностей. Спутники рыцаря просили объяснить имъ его загадочныя слова и разсказать, что видлъ онъ въ этомъ аду, въ который онъ нисходилъ.