Был царь воспоминаньями томим,днем видел тени прежнего величьяи пса, который был царем любим,а ночью кровом сводчатым над нимвиднелась Ависага, над морскимбезжизненным прибрежьем высь обличьянебесного: грудь звездная девичья.Он, знавший женщин, только хмурил брови,как будто старцу сумрачному вновееще не целовавшие уста.Не ждал он от зеленой этой ветки,что освежит она его лета;он зяб, как пес, чье логово — тщета,и лишь в крови своей искал последки.Давид поет перед Саулом
I. «Царь, послушай, как влечет игра…»
Царь, послушай, как влечет играструн моих, о чем бы ни гадалиструны, ввергнув нас и звезды в дали,чтобы мы дождями выпадали,и в цвету земля была щедра.Познавал ты девушек в цвету,ароматом их завороженный,и меня потом прельщали жены,и виднелся отрок на посту,стройный, у дверей настороженный.Или звук лишился полномочийВозвращать былое без препон?Ночи, царь, твои, о эти ночии тела, которые охочильнуть к тебе, предотвращая сон.Струны заодно с воспоминаньем.Но какой дано струне стенаньемповторить их темный, страстный стон?II. «Царь, ты прошлых лет не потеряешь…»
Царь, ты прошлых лет не потеряешь,плохи годы или хороши,ты моей струне себя вверяешь,но сойди ты с трона, сокрушиарфу, царь; ты струны изнуряешь.Арфа, словно дерево в саду,клонится, увешана плодами,будущими смутными годами:их я, как и ты, тревожно жду.Думаешь ты, царь, когда державуструн моих я трогаю чуть-чуть,что мальчишеской рукой октавутела я могу во сне спугнуть?III. «Царь, таишься ты среди затмений…»
Царь, таишься ты среди затмений,но и ты по-прежнему в сетяхне моих ли прочных песнопений?Холодно на жизненных путях,где настиг твой гнев мое сиротствооблаком, в котором наше сходство,и в укусах наших исступленийоба друг у друга мы в когтях.Чувствуешь? Мы движемся недаром,образуя дух из тел своих;старый в юном бьется, юный в старом,а пока мы, царь, кружимся с жаром,мы почти созвездие двоих.Собор Иисуса Навина