Поздняя осень в Венеции

Когда-то были эти два пути
знакомы господину, как и свите,
и ты, вообразив из них один,
увидишь на куртине средь куртин
на камне надпись: «Баронесса Брите
Софи». Попробуй надпись ты прочти.
Когда тебе понадобятся пальцы,
чтоб разобрать под именем число,
не загрустишь ли ты, как все скитальцы?

Что снова на могилу привело

тебя под эти вязы, где сыра
земля, где только тени, а не взгляды?

И противоположности пора

тебя завлечь, когда подскажут гряды,
как розу звать забвенью вопреки.

Но если доверяешь ты подсказке,

зачем ты смотришь, как, мелькая в пляске,
над флоксом изнывают мотыльки?

Прощание

Прощание, давно знакомый час!
Что знаю я: безжалостное что-то
рвет узы, нет, прекрасные тенёта,
показывая их в последний раз.

Я беззащитен был в минуты эти,

когда меня, меня она звала,
как делают все женщины на свете,
в беспомощном неведеньи мала;

прощальный взмах, как будто бы игрушка

потеряна, и может этот знак
вернуть ее, взлетать могла бы так
со сливового дерева кукушка.

Предвкушение смерти

От нас последний этот выход скрыт,
неразделенный нами. Нет причин
клясть или славить смерть, чей внешний вид,
наверно, самой скорбной из личин,

маскою жалобы так искажен.

Мы в мире все еще играем роли.
Не нравится нам смерть, но поневоле
актеры с ней играют в унисон.

Осталась после твоего ухода

в кулисах щель, и к нам исподтишка
проникла настоящая природа:
немного солнца, ветер, облака.

Играем дальше. Машем вновь руками,

заученные фразы говорим,
но, все еще причастна к нашей драме,
способна ты присутствием твоим

охватывать нас вдруг, и вторит сцена

природе наизусть, как вторит эхо,
и в это время мы самозабвенно
играем жизнь, и нам не до успеха.

Голубая гортензия

Как в тигле, где зеленый цвет слабеет,
сухие листья зелены чуть-чуть,
и нужно пристально на них взглянуть,
чтобы увидеть: нечто голубеет.

Они свою оплакивают суть,

которая, бывало, нас манила;
пусть в письмах старых выцвели чернила,
синь может в желто-сером вновь блеснуть.

Не синь уже, а разве только синька.

Передник детский стираный таков.
Что, если для цветка смертельна линька?

Но снова возвращается былое,

дав знать себя в одном из лепестков,
и над зеленым светит голубое.

Перед летним дождем