Когда сменилась ясным утром ночь,робевшая от бури громогласной,еще раз вырвался у моря крик,и медленно вернулся в глубинус небес, где брезжил день в своем начале,когда вознесся крик и канул к рыбам,глубь родила.Забрезжил в пене волн-волос к восходустыд стад морских, и с краю плоть еев смятеньи, влажно-белая, всплылаи распустилась, как зеленый лист,свой нежный разворачивая свиток,в морскую свежесть простирая тело,вся вверившись нетронутому ветру.Колени словно луны ясной ночью,обласканные облаками бедер;в скольженьи плавном узких икр-тенейступни светящиеся напряглись;глотающие горла, нет, суставыподвижные.Уста сосуда тело берегли.Так нежный плод лежит в младенческих перстах.В пупке, как в кубке, только сумрак был,несвойственный сиянью этой жизни.Чуть видная волна взбегала к паху,чтобы потом, затрепетав, отхлынуть,и слышался при этом тихий плеск.И как лесок березовый в апреле,без тени солнцем только что пригрет,срамная отмель млела, не таясь.Похожи были плечи на весы,уравновешенные стройным телом,которое струею водометаиз чаши возносилось, чтобы рукии волосы струились тут же вниз.Потом ее лицо приподнялось,потупившееся в затменьи кратком,небесную сияющую высьпочтив отвесным склоном ниже губ.Как стебель, полный сока, и как луч,вытягивалась шея с непривычки,и так же руки к берегу тянулись,уподобляясь шеям лебединым.И, вызван ранью сумеречной тела,повеял ветер или первый вздох,и нежными ветвями вен-деревьевчуть слышно зашумела кровь, струясьс журчаньем над глубинами своими.А ветер креп, и проникал ужедыханьем сильным он в другие груди,и переполнил их, как паруса,недостижимой движимые далью,и к берегу повлек девичье тело.Так приплыла богиня.А за нейприветливо пролег подросток-берег,и до полудня злаки и цветыв тепле переплетались, как в объятьяхтам, где она бежала или шла.Но поднялось в тяжелый час полуднявторично море; выброшен дельфин,весь красный, был волной на то же место,разъят, смят, мертвый.