Читаем Поздняя осень в Венеции полностью

Поздняя осень в Венеции

Ты наблюдал, как схватывались в дракедва мальчика, в одно сцеплялись нечто,и по земле тогда каталась ярость,как пчелами облепленный медведь;ты видел мимов, громоздивших позы,и лошадей, которые свалились,взорвавшийся свой потеряли взор,и челюстями череп выдавался.Но этого нельзя не позабыть,когда перед тобой сосуд, где розы,незабываемое бытие,и в то же время крайняя наклонностьк небытию, призыв и неприступность,вот это наше: крайность и для нас.Произрастание беззвучной жизни,из пустоты стремленье распуститься,для распустившейся уже суженье,почти без очертаний, лишь сохранность,и редкостная нежность в сокровенном,лишь самоосвещенье на краю,когда не это, что мы можем знать?Не это ли: рожденье чувства там,где к лепесткам льнут лепестки другие?А это: лепесток — всего лишь веко,раскрывшееся, под которым веки,пусть сомкнутые зреньем потаенным,чтоб видеть разве только сон десятый,суть в этом: предстоит пробиться светусквозь лепестки, как темноте небесной,пускай над небом небо, даже еслинебес не меньше тысячи, тем ярчеих вспышки в душном хаосе тычинок.Телодвиженья роз, так мал у них,у этих жестов, угол отклоненья,что были бы невидимы, когда быне излучались и они в пространство.Взгляни ты на блаженство белой розы!Из раковины лиственной сияетона, как ненаглядная Венера.Ты видишь, как еще одна краснеети клонится к подруге безучастной,а та предпочитает отстраниться,как облеклась холодная собойи как другие обнажиться рады,избавиться от гнета, от всего,что стать могло плащом, крылом и маской,один покров срывая за другим,как наготу любимому вверяют.Какие только не бывают розы!Неужто желтая — не оболочкаплода, который раньше всех набухоранжево-багряным липким соком?А эта роза, розовая слишком,на воздухе открытом безымянна;горчит она, лиловым отливая.Вот среди них батистовая вся,таящая под платьицем рубашку,чтобы совлечь ей дышащую нежностьи в сумраке лесистом искупаться.А вот опаловая, как фарфор,изящнее китайской хрупкой чашки,в которой пестрых бабочек не счесть, —а та лишь самое себя таит.И в каждой лишь она сама таится,когда в самой себе не мир ли внешний,и ветры, и дожди упорных вёсен,вина, смятенье, фатум под фатою,земля-смуглянка в сумраке закатадо облаков, где облики, где бликии тяготение влекущих звезд, —всего лишь горсть, лишь гостья в сокровенном.Беспечные зато открыты розы.