Поздняя осень в Венеции

За гостеприимство воздавая
повестью, где брезжила беда,
доля, даль, опасность роковая,
он бы не подумал никогда,

как страшили тружеников честных

после трудового дня слова,
возвестив, какая синева
в позолоте островов прелестных,

где грозит опасность не от бурь,

где не угрожает непогода;
издали бесшумная лазурь
надвигается на морехода,

знающего: манит позолота;

не поет ли что-то там?
И туда на веслах плыть охота,
по волнам

вдаль, вслепую в тишине дремотной;

на смерть моряки совращены
пеньем, стороною оборотной
той неотразимой тишины.

Плач об Антиное

Отрок-вифинянин понят вами едва ли
(если бы вы поток ощутили, с потоком его разлучив);
я совращал его; мы все его одолевали,
отяготив его и навсегда омрачив.

Кто дерзнул бы любить? Кто мог бы? Никто поныне.

Бесконечную боль причинил я сам же ему.
Он один из богов, недоступных в своей святыне.
Как у Нила теперь я возлюбленного отниму?

К звездам вы вознесли его, но, поверьте,

вы безумцы, не этого он хотел;
он же смертный и не искал ничего, кроме смерти,
и со смертью остался бы, может быть, цел.

Смерть любимой

Он знал о смерти то, что всем известно,
что ближних смерть ввергает в немоту,
вдруг у него в глазах ей стало тесно;
она ушла, оставив пустоту,

ушла к другим теням, чей облик зыбок;

он чувствовал ее, но только вне,
где множество девических улыбок,
присущих тамошней луне;

и с мертвыми он сблизился потом,

желал он, как с родными, с ними встречи,
чужие с недоверьем слушал речи,

но верил, что ему тот край знаком,

и ощупью вдоль сладостной дороги
искал он, где ее ступали ноги.

Плач о Ионафане

Ах, сохраниться тоже не могли
цари, как вещи, в этой жизни краткой,
как перстни драгоценные с печаткой,
вдавив себя в живую плоть земли.

Неужто не нашлось тебе защиты

ты, сердца верная печать,
и кончился ты, жар моей ланиты?
Кто мог бы вновь тебя зачать,
великолепным семенем блеснув?

Убил тебя чужой, когда подмоги

не оказал в смертельной схватке свой,
не откликавшийся на зов тревоги,
и, как скулит подранок из берлоги,
я поднимаю скорбный вой.

Как больно мне, как вдруг мне стало худо!

Ты вырван у меня, как волосок
под мышкой или, может быть, оттуда,
где дразнит женщину исток.

Дарован был ты смутному извитью

моих страстей. Что делать, не пойму.
В моем клубке ты был главнейшей нитью
и недоступен зренью моему.

Утешение Илии