Поздняя осень в Венеции

Потому ты одинок…
Живем, в названья пальцами тыча,
и мир как будто — наша добыча,
его наихудший, вреднейший клок.

Кто в запах пальцем решится ткнуть?

Знаешь ты мертвых, боишься порчи;
заклятья, чары, ведьмины корчи
и на тебя нагоняют жуть.

Давай же вместе сносить эту травлю

клочков и обрывков, как будто все цело;
в сердце сажать меня слишком смело;

помни, мой рост не знает преград.

Ладонь моего владыки направлю:
дескать, Исав на ощупь космат.

XVII. «Снизу старик залег…»

Снизу старик залег,
тьмой окруженный,
корень, родник, исток
настороженный;

шлем, охотничий рог

завороженный,
братской войны залог,
лютни, как жены.

Ветка среди ветвей

в тягости сирой.
Вытянись… Мглу развей…

Только среди других

ломких одна из них
выгнется лирой.

XVIII. «Слышишь, Господь? Страшна…»

Слышишь, Господь? Страшна
новая эра.
Провозглашена
новая вера.

Слух пропадет вот-вот

в столпотвореньи.
Хочет гудеть завод
и в песнопеньи.

Это машина.

Как она что ни час
мстит нам, калечит нас.

Ей бы служить весь век.

Разве не человек —
первопричина?

XIX. «Мир переменчив на вид…»

Мир переменчив на вид,
словно миражи;
древность ему предстоит:
она все та же.

Перемещенью эпох

в таинствах мира
ты предшествуешь, бог,
и твоя лира.

Нам неизвестна роль

скорби; любовь и боль,
смерть все еще вдали,

нам не открылась;

но над пределом земли
песнь воцарилась.

XX. «Преподал тварям ты слух в тишине…»

Преподал тварям ты слух в тишине.
Господь, прими же в дар от меня
воспоминание о весне.
Вечер в России. Топот коня.

Скакал жеребец в ночную тьму,

волоча за собою кол;
к себе, на луга, во тьму одному!
Вечер гриву ему расплел.

К разгоряченной шее приник,

врастая в этот галоп.
Как бился в конских жилах родник!

Даль — прямо в лоб!

Он пел, и он слушал. Сказаний твоих
круг в нем замкнулся. Мой дар — мой стих.

XXI. «Вернулась весна, и по-детски рада…»

Вернулась весна, и по-детски рада
земля читать стихи наизусть;
их много; заслужена ею награда,
учить их трудно было, но пусть

учитель строг, в бороде его иней,

любимый нами. А вешний цвет?
Спроси, как будет «зеленый» и «синий»,
и ты услышишь ответ, ответ.

Играй же с детьми, земля, беззаботно;

тебя один из самых веселых
поймает, с тобой разделив полет.

У старца земля училась охотно;

буквы в корнях и стволах тяжелых;
земля свою книгу поет, поет…

XXII. «Тщетно мы тянемся…»

Тщетно мы тянемся
за чередой минут,
но времена пройдут,
а мы останемся.

Схлынет проточное,

и нам несдобровать;
только на прочное
стоит нам уповать.

Мальчик, ты сам не свой;

бег — не училище,
взлет — не итог.

Лучше всего покой:

сумрак, святилище,
книга, цветок.

XXIII. «Лишь когда самолет…»