Лишь когда самолетне ради испытаний,а ради собственных гранейв тихом небе всплывети в свете очертанийпостигнет стройную стать,любимец утренней ранив своем призванье блистать,лишь когда аппаратмальчишескую гордынюспугнет пространством глубин,избавленный от утрат,он обретет пустыню,где летит он один.XXIV. «Как мы могли предпочесть богам, неспособным…»
Как мы могли предпочесть богам, неспособнымзаискивать перед нами, выплавку стали,их не знающей, чтобы, следуя пробнымвыкладкам, старых друзей мы на карте искали?Мощные наши друзья, бравшие вместо данимертвых, не прикасаются к нашим колесам.Наши пиршества мы, как и наши бани,удалили от них, и в столпотвореньи разноголосомобгоняем гонцов их; мы живем скопом,чужды друг другу, друг с другом, роемся в хламеобщедоступном, предпочитаем извилистымтропамтрассы; под паровыми котламибылые огни, и молоты тяжелеют;а мы, как пловцы, слабеем; нас не жалеют.XXV. «Как одинокий цветок, чье названье…»
Как одинокий цветок, чье названье мне неизвестно,ты у меня отнята, и как тебя помянуть,как показать им, что было в тебе так прелестно:лишь безудержный возглас играл с тобой в твою суть.Ты танцевала, но вдруг замешкалось тело,так что вместо него осталась литая медь,вслушиваясь и скорбя, но главное было цело:музыка в сердце запала, чтобы запеть.А болезнь приближалась, и кровь становилась растворомтени в беге своем подозрительно скором:ей как будто весна естественная привита́.Кровь неустанно сквозь мрак порожистый мчалась,по-земному сверкая; стучала и достучалась:безнадежные распахнулись врата.XXVI. «Но до конца ты, божественный и сладкогласный…»
Но до конца ты, божественный и сладкогласный,жертва менад, которыми ты пренебрег;из разъяренного крика извлек ты, прекрасный,только гармонию, от разрушенья далек.Не удалось им разбить драгоценностей двух,лиры и головы, хотя в тебя злобно бросаликамни, но даже от них тебя звуки спасали,ибо камни смягчались, обретшие слух.И наконец растерзала тебя ненасытная месть,но твою песню во льва и в скалу заронила,в птицах, в деревьях, везде твоя певчая весть.Бог погибший! Твой след в нас навеки проник;лишь потому, что тебя вражда расчленила,уши природы мы и ее же язык.Вторая часть
I. «Ты, дыханье, — мой незримый стих…»